Обреченность - Сергей Герман Страница 16

Мартовским вечером 1936 года около полуночи Сталин, как всегда, не спал. Мягкими тигриными шагами он ходил по своему кабинету. Позвонил секретарю:

– Пригласите ко мне товарища Ворошилова.

– Есть, товарищ Сталин.

Сталин опустился в кресло, взял в руки трубку. Неторопливыми движениями сломал две папиросы, выкрошил табак. Кивнул вошедшему Ворошилову:

– Здравствуй, Клим. Проходи, садись.

– Здравствуй, Коба.

Сталин не терпел панибратства. И только Ворошилов мог называть его «Коба». Как во время Гражданской войны.

Неторопливо набил трубку, прикурил, встал с кресла и начал неспешно прохаживаться вдоль стены.

– Клим, ты помнишь, как мы били казаков?

Память у Ворошилова была хорошая. Он помнил, как в мае 1919 года казаки генерала Шкуро сначала разбили его под Екатеринославом, а потом гнали к Днепру как паршивого кобеля. Первый красный офицер и красный маршал за всю Гражданскую войну не выиграл ни одного сражения.

– Да, Коба. Хорошо помню. Дали мы им жару!

Сталин пыхнул трубкой. Спрятал за облаком дыма лукавую усмешку.

– Как ты считаешь, красный маршал, казаки хорошие воины? Можэт Советская власть доверить им оружие?

Ворошилов встал:

– Ты же знаешь, Коба, это враги. Сколько волка не корми!..

Сталин погрозил пальцем:

– Ты, Климентий, нэ переноси свою личную обиду на целый народ. Да! Казачество было оплотом самодержавия и нашим злейшим врагом.

Сталин говорил короткими фразами, обдумывая каждое слово.

– Но… За 19 лет Советской власти в тех местах, где жили казаки, народилось новое поколение уже советских людей, и в случае войны они будут самоотверженно сражаться за свою страну. Как когда-то сражались их предки. Не забывай о том, что скоро нам понадобятся новые дивизии храбрых и отважных воинов.

Сталин сел за свой стол, открыл папку, потом поднял голову, улыбнулся в усы:

– К тому же, знаешь, я ведь тоже казак. Недавно донцы прислали мне в подарок шаровары с лампасами. Ты хочешь сказать, что я тоже враг?

Ворошилов опять вскочил с места.

– Никак нет, товарищ Сталин!

Сталин прищурившись смотрел на наркома обороны.

– Подготовьте приказ по наркомату о переименовании нескольких кавалерийских дивизий в казачьи. Надо, чтобы эти дивизии комплектовались призывниками с Дона, Кубани, Ставрополья. Командирами надо поставить проверенных в деле кавалеристов, безгранично преданных коммунистической партии и Советской власти. И обязательно введите им специальную казачью форму – черкески, кубанки. Казаки это любят!

Ворошилов вытянулся:

– Слушаюсь, товарищ Сталин!

– Исполняйте!

На следующий день Ворошилов положил на стол Сталина окончательный вариант приказа. Сталин молча вчитался в бумаги, внес несколько поправок. Потом прошелся по кабинету, долго и медленно набивая трубку, чиркнул спичкой и после этого чуть искоса, исподлобья посмотрел на Ворошилова.

– Подписывай.

23 апреля 1936 года вышел приказ Наркомата обороны СССР за подписью Климента Ворошилова о присвоении некоторым казачьим дивизиям статуса – казачьих. Казачество было частично восстановлено в правах.

Казалось, что советская власть повернулась к казакам лицом. Время затянуло казачьи раны, притупило боль и примирило с теми, кто эту боль причинил. Только лишь старики хранили память о пролитой крови и передавали ее своим внукам да поминали в своих молитвах родных покойников в старых могилах, уже заросших травой, вишняком и бурьяном. Но вековые казачьи традиции, основанные на воинской славе прежних поколений, заставляли молодых станичников, шедших на службу, гордиться службой хоть и в «красной», но «казачьей» части.

По направлениям райкомов партии и комсомола военкоматы призывали как казаков, так и иногородних. Различий и противоречий между ними уже не было. После империалистической войны многие из «пришлых» вернулись в станицы с унтер-офицерскими нашивками, георгиевскими крестами и медалями.

Старые казаки говорили:

– А чего же им не быть такими боевыми? Столько лет ведь среди казаков живут, вот и набрались казацкого духа!

Прожив долгие годы рядом с казаками, иногородние и правда переняли не только их быт, но и обычаи. Они вжились в казачью жизнь, прикипели к ней. И вместе с казаками испили до дна горькую чашу. Многие из пришлых, так же как и казаки, были раскулачены, арестованы, высланы. Случалось, что прежде враждовавшие мужик и казак теперь одной пилой валили сосны на лесоповале или шли одним этапом на Колыму, в Сибирские или Казахстанские лагеря.

В один день кавалерийские части, в которых служили в основном крестьяне, призванные из всей России, стали именоваться казачьими.

И все же те немногие казаки, призванные с земель Тихого Дона, Кубани, Терека, зарекомендовали себя в казачьей дивизии как отличные бойцы и младшие командиры. На них равнялись красноармейцы и младшие командиры «иногороднего» происхождения. Однако среди высшего и среднего комсостава дивизии выходцев из казаков было очень немного.

По указанию Сталина в казачьих частях была принята униформа дореволюционных Кубанского и Терского казачьих войск, черкеска с красными или синими обшлагами рукавов и рядами серебряных газырей на груди. Сметливые бойцы быстро приспособили их под хранение свернутых трубочкой писем из дома. Под черкеской носился бешмет, вместо уставных кавалерийских сапог – мягкие кавказские. Кавказская шашка, круглая кубанка с красным или синим донцем, перекрещенным галуном. К зимней форме одежды полагалась черная бурка-«крылатка» и башлык, который как птица развевался за спиной.

Но весной 1941 года ношение традиционной казачьей формы было отменено по приказу Сталина. Единственное, что сохранили казаки, это головной убор – кубанку. Они ходили в ней и зимой, и летом, независимо от рода войск. Командование смотрело на это сквозь пальцы.

6-ю Чонгарскую кавалерийскую дивизию тоже переименовали в казачью Кубанско-Терскую Краснознаменную дивизию имени Буденного. В марте 1941 года в дивизию прибыл новый командир, генерал-майор Михаил Петрович Константинов, ранее командовавший горно-кавалерийскими частями. В его жилах не было казачьей крови, происходил из крестьян Липецкой губернии. Был невысок ростом, но зато обладал пышными казачьими усами и зычным атаманским голосом. Глотка у него была луженая. Казаки шутили, что их батька может перепить и переорать целый кавалерийский полк, вместе с лошадьми. В дивизии любили рассказывать историю о том, как однажды комдив распекал на плацу нерадивого интенданта.

– Тебя что, батька с мамкой поперек кровати делали? Почему у коней нет овса? Я тебя самого заставлю жрать солому! – кричал разгневанный комдив, и его голос гремел как труба полкового оркестра.