Гиблое место - Сергей Шхиян Страница 16

Я пробрался к тыну и выглянул в щель. Не меньше сотни казаков, кто, спешившись, кто верхами, толпились по ту сторону забора.

— Отворяй ворота, смерд поганый! — надсадно кричал здоровенный, усатый мужик, скорее всего, атаман ватаги. — Отворяй, кому говорю, иначе всю деревню спалим!

— Никак невозможно, государь-батюшка, — надрывался в ответ староста, стоя на приставной лестнице и возвышаясь головой над воротами, — не велено никого пускать!

Его несложно было понять: пускать в деревню разудалую вольницу, пьяную и бесшабашную, было действительно крайне рискованно. Так же рискованно было им противодействовать, вольные люди вполне могли сжечь поселение дотла.

— Отворяй ворота, смерд поганый! — вновь закричал казак. — Иначе всех порешим!

Разнообразием лексики и вариантами деловых предложений он селян не баловал. Крестьяне выглядели явно испуганными. Затевать войну с казаками им не было никакого резона, как и впускать их в деревню. Я приставил вторую лестницу к воротам и поднялся наверх, к старосте.

— Поп, открывай ворота, хуже будет! — закричал тот же голосистый казак, как только увидел меня в стихаре. — А то и тебя порешим!

Я пока не придумал, как общаться с наглой вольницей и молча рассматривал нежданную напасть. Казаки были так уверены, что сумеют запугать крестьян, что выстроились перед воротами, как на плацу, совсем не боясь контратаки.

— Слышь, поп, я кому сказал! — опять заревел казак, раздувая щеки и устрашающе тараща глаза.

Был он толстый, мордастый, с длинными, как у Тараса Бульбы, вислыми усами.

— Ты кто такой, чтобы тут шуметь и царский приказ нарушать? — спокойно спросил я.

— Кто я такой? А кто ты, поп, такой, чтобы меня спрашивать! Ты знаешь, кто я?! Да я тебя враз порешу!

— Смотрите, казаки, если сюда сунетесь, то мы вас из пищалей досыта свинцом накормим! — пообещал я, обращаясь к вольнице, удивленно таращащей глаза на воинственного священника.

— Да не поп это, а Глухарь, что Свиста зарубил! — вдруг закричал истеричным голосом какой-то казак из толпы. — Бей его, ребята!

Мы со старостой шустро соскочили с лестниц вниз, а над воротами просвистели брошенные казаками пики. Стало, похоже, что дело по моей милости мирно разрешить не удастся.

Снаружи начался гвалт, и в ворота забухали тяжелые удары. Кроме меня, никто не понимал, с чего это так внезапно озверели станичники.

Ворота, сделанные из толстых досок, выломать было не так-то просто. Тем более, что у казаков под руками не оказалось ничего тяжелого, чтобы сделать таран. Когда им надоело отбивать руки и ноги, тот же громогласный голос потребовал, чтобы деревенские меня им выдали.

— Отдайте нам ирода, и мы вас пальцем не тронем! — надрывался он, а его товарищи свистели и ругались в поддержку.

— Мне нужно отсюда уходить, — сказал я старосте, — а то они не уймутся.

— Чего это они? — удивленно спросил он. — Никак, вы давно знакомы?

— У меня с казаками старые счеты, есть у вас ход к лесу?

— Лаз есть тайный. Да, может быть, здесь останешься, куда ж ты один против всех?

— Лучше мне уйти, — окончательно решил я. — Зачем подвергать вашу деревню опасности. Скажешь им, что я сбежал, они погонятся за мной, а вас оставят в покое.

— Ну, как знаешь, — как мне показалось, с облегчением согласился Антон. — Пойдем, провожу до лаза.

Оставив за себя помощника, староста спешно повел меня в противоположную часть деревни.

По пути нам встретились заспанный отец Алексий и Наталья Георгиевна с детьми.

— Что случилось? — издалека крикнул священник. — Ногаи?

— Казаки, — ответил я, — мне нужно уходить, а ты попробуй с ними договориться.

— Я с тобой, государь-батюшка, — вдруг подала голос Морозова.

— Со мной никак нельзя. Лучше оставайся со всеми.

— Муж приказал, — покачала головой молодая женщина. — Это его последняя воля.

— Взял бы вас с собой, да не могу. Скоро на меня устроят охоту, пропадете вместе с детьми, — сказал я.

— На все воля Божья, — упрямо ответила боярыня и, подхватив сына за руку, заспешила вслед за нами.

— Здесь, — когда мы дошли до противоположной воротам стены тына, указал староста на тайное место.

Он оттащил за оглобли стоявшую у забора телегу и аккуратно убрал закрывавшие тайный лаз ветки.

— С Богом, — сказал Антон и перекрестил меня, — иди на восход, так безопасней. За нашим лесом будет деревня, спросишь там Порфирия Кузьмича, это мой кум. Передашь от меня привет, он поможет.

— Возьми, — сказал я, выуживая из своей мошны несколько ефимок, — это плата за постой, как я обещал.

Антон, поклонившись, принял деньги. Я спрыгнул в узкую, сырую, метра два глубины яму.

— Прими, батюшка, — раздался сверху голос Натальи Георгиевны, и она спустила вниз за руки сына Бориску.

Мне ничего другого не оставалось, как подхватить мальчика. А за ним и девочку. Спорить было некогда, да и опасность остаться в деревне без защиты молодой красивой женщине была не меньшая, чем прятаться со мной в лесу.

— Погоди, помогу, — сказал я ей наверх и, передав сестру Бориске, велел: — Прыгай.

Наталья Георгиевна доверчиво бросилась вниз, прямо в мои объятья. Я опустил ее на ноги. Разобравшись с детьми, мы спешно пошли по траншее, прикрытой сверху жердями и ветками. Лаз был длинный, с закрепленными плетнем стенами. Ноги скользили по осклизлой глине. Кое-где пришлось идти по колено в воде. Ноги у нас промокли, в сапогах хлюпала холодная вода, зато выбрались мы из траншеи в самом лесу. — Сначала отойдем отсюда подальше, — сказал я. Дети, видимо, инстинктивно чувствуя опасность, не капризничали и не хныкали.

Похоже, что тяжелые времена приучили не только взрослых стоически сносить жизненные перипетии.

Я забрал у Натальи Георгиевны девочку, она взяла за руку сына, и мы, как могли быстро, пошли на восток. Лес уже начал просыхать, но все равно идти было трудно, тем более, что я выбирал места посырее, чтобы помешать возможной конской погоне.

То, что казаки не станут гнаться за нами пешим ходом, я был почти уверен.

Вряд ли покойный Свист был им так дорог, что они захотят промочить ноги, бегая по лесам из-за удовольствия отомстить за товарища, к тому же павшего в честной, на мой взгляд, дуэли.

После часа скорой ходьбы Наталья Георгиевна начала отставать, да и я сам, так толком не отдохнув, почувствовал, что притомился. Мы практически не разговаривали, шли молча, каждый занятый собственными мыслями.

— Скоро должна быть деревня. Купим там лошадей и повозку, — обнадежил я, чтобы подбодрить измученную женщину.

— А дальше куда?