Огненные палаты - Кейт Мосс Страница 15

Ровно в полдень Пит постучался в условленный дом на улице Эгле-д’Ор и стал ждать, когда его впустят. На лестнице послышались шаги, и дверь еле заметно приоткрылась.

Увидеть за ней знакомое лицо было настолько неожиданно, что он даже глазами захлопал:

– Мишель Казе, с ума сойти! Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть!

Дверь приоткрылась пошире, Пит вошел внутрь, и двое мужчин пожали друг другу руки. Пять лет назад, будучи новообращенными гугенотами, они плечом к плечу сражались в армии принца Конде: Мишель, профессиональный солдат, и Пит, человек сугубо мирный, вынужденный взять в руки оружие, чтобы защищать то, во что он верил. С тех пор Пит ничего о нем не слышал.

Время обошлось с его старым товарищем безжалостно. Одетый во все черное, если не считать белого воротничка и манжет, Мишель теперь пугал своей худобой, а лицо его было изборождено глубокими морщинами. Кожа стала землистой, волосы побелели. Когда товарищи обнялись, Пит почувствовал под одеждой кости.

– Ну, как поживаешь? – спросил он, пораженный произошедшей с его другом переменой.

Тот вскинул руки:

– Как видишь, я все еще жив.

На верхней ступеньке лестницы показался взлохмаченный молодой человек и подозрительно осведомился:

– Он назвал пароль?

– Это излишне, – отозвался Мишель. – Я могу поручиться за него.

– Все равно, – протянул юнец с аристократическим выговором.

Пит переглянулся с Мишелем, но все же подчинился.

– За Юг.

Они двинулись по лестнице на второй этаж, и Пит заметил, что Мишель тяжело дышит. Дважды тот вынужден был останавливаться и подносить ко рту платок, смоченный ароматическим бальзамом. Кроме того, когда Мишель взялся за перила, Пит заметил, что на его правой руке недостает двух пальцев.

– Друг мой, может, нам стоит…

– Я в полном порядке, – отрезал тот.

Они поднялись на верхний этаж, где Пит распахнул плащ перед молодым человеком, демонстрируя, что вооружен.

– Per lo Miègjorn, – произнес он, повторяя пароль.

Юнец пристально посмотрел на кинжал, но разоружиться Пита не попросил. Глаза его были налиты кровью, разило перегаром.

– Входите, сударь.

Пит очутился в душной комнате. В спертом воздухе стоял запах древесного дыма и застарелой еды. На столе на деревянном блюде лежал обглоданный дочиста куриный остов, в кружках кисли недопитые остатки эля и медовухи.

– Позвольте мне всех познакомить, – произнес Мишель. – Товарищи, рад представить вам одного из самых верных солдат, с которыми мне когда-либо выпадала честь служить. Пит Рейдон, уроженец Амстердама…

– …Чье сердце навеки предано Югу, – перебил его Пит. – Рад с вами познакомиться, господа.

Он обвел взглядом комнату. Собравшихся оказалось меньше, чем он ожидал, – впрочем, это, наверное, было и к лучшему.

– Наш Цербер, Филипп Деверо. С ним ты уже имел дело.

Тот отвесил полупоклон. Его желтый дублет и шоссы были в пятнах.

Мишель указал на подоконник.

– Это наш командир, Оливер Кромптон, – произнес он, запнувшись на английской фамилии, затем перешел к мужчине, сидевшему за деревянным квадратным столом. – А это Альфонс Бонне, его слуга.

Пит кивнул чернявому крепкому малому, который сидел обхватив пивную кружку грязными руками, и лишь потом перевел взгляд на его хозяина. Он был хорошо сложен, с близко посаженными глазами и подстриженной на английский манер черной бородкой.

– Месье Пит Рейдон.

Кромптон протянул ему руку. Пит пожал ее и почувствовал на себе холодный оценивающий взгляд англичанина. Левая рука Пита сжалась на лямке сумы.

– Мы весьма наслышаны о благотворительной деятельности, которую вы ведете на благо нашей общины в Тулузе. Ваша слава бежит впереди вас.

– О, она наверняка сильно преувеличена, – улыбнулся Пит. – Кромптон?

– Сын отца-англичанина и матери-француженки и дальний родственник этого молодого джентльмена, которому соблазны таверн Триваля показались вчера вечером более привлекательными, нежели его собственная постель. Он еще не вполне протрезвел.

Деверо вспыхнул:

– Клянусь честью, я выпил не больше кружки эля, от силы двух. Сам не знаю, почему меня вдруг так развезло.

Командир покачал головой:

– Вы застали нас в самый разгар дискуссии, сударь.

– У Пита нет времени на разговоры, – вмешался Мишель. – Давайте сразу перейдем к нашему делу.

– Уверен, он найдет для себя в нашем обсуждении много интересного.

Пит взмахнул рукой:

– Прошу вас.

– Перед тем как вы явились, Мишель говорил, что, по его мнению, Эдикт о веротерпимости, даровавший гугенотам вероисповедные права, был издан с благими намерениями, в то время как мой достойный родственник в этом сомневается.

– Да этот эдикт не стоит даже бумаги, на которой он написан, – бросил Деверо.

– Он спас немало жизней, – негромко заметил Мишель.

Кромптон рассмеялся:

– Наш Мишель верит, что королева-регент желает положить конец распрям между католиками и протестантами. А я в это не верю.

– Я не отрицаю, что есть люди, которые придерживаются иного мнения по этому вопросу. Я лишь говорю, что мы не должны еще больше раздувать конфликт. Нас будут судить еще строже, если окажется, что мы отказались принять предложенную нам оливковую ветвь.

– Этот эдикт, – возразил Кромптон, – как и все те, что были изданы до него, – всего лишь пустые слова. Его цель – создать иллюзию компромисса между требованиями католиков – под которыми я имею в виду герцога Гиза и его сторонников – и умеренных католиков при дворе. Фракция Гиза не намерена соблюдать его, ни в малейшей степени.