Вперед, на Запад! - Чарльз Кингсли Страница 15

— Спокойной ночи, старый дрозд, я полагаю, мне незачем платить музыкантам.

— Как, ты не спишь? — ответил Франк. — Иди сюда и усыпи меня морской песней.

Эмиас вошел и увидел, что Франк лежит одетый на постели.

— Я плохо сплю, — сказал он, — боюсь, что я провожу больше времени, сжигая масло ^[49], чем полагается благоразумному человеку. Будь моим миннезингером ^[50], расскажи мне об Андах, о каннибалах, о ледяных и об огненных странах, о райских местах Запада.

Эмиас сел и начал рассказывать, но почему-то всякий рассказ неизменно возвращался к имени Рози Солтэрн: как он думал о ней тут и как думал о ней там; как хотел знать, что бы она сказала, если бы видела его при таком-то приключении; как мечтал взять ее с собой, чтобы показать ей восхитительный вид, пока Франк наконец не предоставил ему свободы.

— Теперь иди спать, — сказал он ему смеясь, — а завтра утром отдай свой меч матери спрятать, иначе у тебя появится искушение проткнуть кого-нибудь из поклонников Рози.

— Не бойся, Франк, я не забияка, но если кто-нибудь станет на моем пути, я поступлю с ним как с собакой и переброшу его через набережную в воду охладить его пыл, не будь мое имя Эмиас.

И гигант, переваливаясь, со смехом вышел из комнаты.

Он проспал всю ночь, как тюлень, и видел сны о Рози Солтэрн.

На следующее утро Эмиас по обыкновению вошел в комнату матери. Эта комната выглядела такой уютной после трехлетних скитаний по безлюдным странам! Тихонько подойдя к двери, чтобы не помешать, он незаметно вошел и застыл при виде зрелища, представившегося его глазам.

Мистрис Лэй сидела в кресле, низко склонившись над головой его брата, Франка, который стоял перед ней на коленях, спрятав лицо в складках ее платья. Эмиас мог видеть, что все тело Франка вздрагивало от сдерживаемого волнения.

— Но не жену, — говорил Франк глухим от рыданий голосом. — Я — ваш сын, и вы должны знать это, даже если Эмиас никогда не узнает.

Оба они увидели Эмиаса, вздрогнули и покраснели. Мать взглядом выслала его, и он вышел, словно оглушенный. Почему было упомянуто его имя?

Так вот что означала вчерашняя песенка! Поэтому ее слова так глубоко запали в его сердце. Его брат оказался его соперником. А он рассказал ему вчера всю историю своей любви. Каким бессмысленным глупцом был он! Франк слушал с такой добротой, даже пожелал ему успеха в его намерениях. Какой он джентльмен, старина Франк! Не удивительно, что королева и все придворные дамы так любят его. Если до этого дошло, то что удивительного, если и Рози Солтэрн любит его.

«Так, так! Хорошенькую рыбку нашел бы я в своих сетях!» — размышлял Эмиас, шагая по саду.

И в отчаянии хватаясь за золотые кудри, словно желая удержать на плечах свою бедную, сбитую с толку голову, он большими шагами ходил взад и вперед по усыпанному ракушками саду, пока голос Франка, веселый, как всегда, окликнул его.

— Иди завтракать, парень, и перестань давить эти злосчастные ракушки. От их скрипа я чувствую оскомину на зубах.

Благодаря стараниям держать голову прямо Эмиас к тому времени уже привел свои мысли в порядок. Он вошел в дом и с яростью набросился на жареную рыбу и крепкий эль, как бы решившись в тот день во всех отношениях выполнить свой долг до конца. Его мать и Франк с тревогой и ужасом смотрели на него, не зная какой оборот могут принять его мысли при этом новом обстоятельстве.

Тогда Эмиас приступил к своему трудному делу.

— Слушай, брат Франк. Я все это обдумал в саду. Конечно, ты любишь ее! Я был глупцом, что не сообразил этого. А если ты ее любишь — наши вкусы сходятся, и это очень хорошо. Я достаточно хорош для нее, надеюсь. Но если я хорош, то ты еще лучше. И хорошая собака бежит, но зайца хватает лучшая. А потому мне здесь больше нечего делать. Это очень мучительно, — продолжал Эмиас с забавно страдальческим лицом, — но мучительны сотни вещей — такова жизнь, как сказал охотник, когда лев тащил его. Когда нет хлеба, приходится грызть корку. Итак, я поступлю в ирландскую армию и выброшу все это из головы. Пушечные ядра отпугивают любовь так же хорошо, как отпугивает ее бедность. Вот все, что я хотел сказать.

С этими словами Эмиас вернулся к своему пиву, в то время как мистрис Лэй плакала слезами радости.

— Эмиас, Эмиас, — воскликнул Франк, — ты не должен ради меня отказываться от надежды стольких лет!

Эмиас сжал зубы и старался сохранить весьма решительный вид. Затем внезапным прыжком он ринулся к Франку, обнял его и всхлипнул:

— Довольно, довольно теперь! Забудем все, будем думать о нашей матери, о старом доме и о его чести. Каким ослом я был все эти годы! Вместо того чтобы изучать мое дело, я мечтал о ней, а сейчас не знаю, думает ли она обо мне больше, чем об учениках своего отца.

— Мой дорогой Эмиас, я прогнал все мысли о ней сегодня утром.

— Только сегодня утром? Еще есть время вернуть их, пока они не слишком далеко ушли.

Франк спокойно улыбнулся.

— С тех пор протекли столетия.

— Столетия?! Я что-то не замечаю большого количества седых волос.

— Я бы не удивился, если б они у меня были, — произнес Франк таким грустным и значительным голосом, что Эмиас мог только ответить:

— Ладно, ты все-таки ангел!

— В таком случае ты нечто большее — ты человек!

Оба сказали правду, и, таким образом, борьба окончилась; Франк пошел к своим книгам, а Эмиас, который, когда не спал, всегда действовал, отправился в адмиралтейство потолковать о новом корабле сэра Ричарда. Он забыл свои горести, ораторствуя среди матросов.