Птица войны - Эдуард Кондратов Страница 15

повествующая о странном товаре мистера Типпота

Когда Генри вошел во двор, Сайрус Гривс заканчивал приготовления к дороге — приторачивал к седлу косматой кобыленки тюк с полудюжиной шерстяных одеял. Увидев в воротах сына, старый колонист уронил одеяла, всплеснул руками и взволнованно заковылял навстречу. Генри еще не видел отца плачущим, но на этот раз неожиданная радость заставила старика прослезиться. Он долго тискал, мял и щупал сына, то зарываясь в его пропыленную куртку, то заглядывая в лицо юноши бесцветными влажными глазками. Искренний всплеск отцовских чувств смутил и растрогал Генри. Впервые за эту неделю он почувствовал, насколько все-таки близок ему этот хитрый болтливый старикан.

Из восторженного кудахтанья отца Генри понял, что всего час-полтора назад на ферме побывал Тауранги. «Ободранный такой парнишка, на ногах не стоял, а все про тебя, сынок, да про тебя — чтоб выручал, дескать, я тебя поскорей… Хотел покормить я его, да ведь нет, поплелся. Как звать — и то не сказал…» — в таких выражениях рассказал сыну Гривс-старший об этом визите. И добавил, что в общем-то он не слишком боялся за судьбу Генри. С племенем ваикато договориться он всегда сумел бы, но страшно было опоздать: вдруг сынок глупостей нагородит, ведь характерец-то бедовый и всякое может статься…

Но у Генри не было уже сил выслушивать отцовские сентенции. Измученный физически и душевно, он еле дождался, пока отец разберет ему постель. Раздевшись, он упал на массивную, надсадно заскрипевшую кровать и уткнулся в подушку. Сайрус Гривс продолжал что-то монотонно говорить, но, услышав глубокое, ровное дыхание Генри, вздохнул и стал подбирать с пола замызганную одежду. С минуту он постоял около спящего сына, о чем-то сосредоточенно думая и помаргивая воспаленными веками. Еще раз вздохнул, повернулся и тяжело захромал. к выходу.

Он проснулся как от толчка. Гулко барабанило сердце. Подсознательное ощущение тревоги переселилось из сна в явь. Тараща глаза в темноту и инстинктивно напрягая мышцы, Генри несколько мгновений лежал в зверином предчувствии опасности. Но вырвавшийся из забытья мозг напомнил ему: «Ты дома» — и сразу отлегло.

«Наверное, приснилось что-то… — решил он, переворачиваясь на спину. — Интересно, сколько я проспал? Что сейчас, вечер, полночь?»

Генри приподнялся на локте. Сквозь щель меж ставнями видны были звезды — одна очень крупная и несколько еле заметных. До поездки в Англию Генри умел довольно точно определять время по положению созвездий. Можно попробовать вспомнить? Развинтить болты, открыть ставню… Нет, не стоит.

Он опрокинулся на спину, подсунул руку под подушку и закрыл глаза, твердо решив снова уснуть и не просыпаться до утра. Но тут ему почудилось, что он слышит голоса.

Генри напряг слух: да, он не ошибся. За стеной кто-то смеялся, потом раздался неразборчивый возглас и снова смех. Значит, у отца гости. Разговаривают не в соседней комнате, а в гостиной: звуки голосов сильно приглушены. Надо посмотреть.

Генри спрыгнул на пол. Поморщился, потер колено. С удовольствием шлепая по прохладным, оструганным половицам, принялся на ощупь искать одежду. То и дело он натыкался на стол, на лавки, на иные, загадочные в темноте, предметы, пока, наконец, не нащупал у одной стены какое-то тряпье, висящее на гвозде. После некоторых размышлений Генри понял, что это старый отцовский халат.

Что ж, халат так халат. Рукава были Генри по локоть, полы едва прикрывали колени, но колебаться он не стал: запахнулся, прошлепал через столовую и толкнул плечом дверь гостиной.

Грохнула опрокинутая лавка и одновременно раздался тонкий, срывающийся от страха голос:

— Кто это?! Кто?!

Генри невольно отшатнулся к двери. Маленький человечек, похожий на взъерошенного чертенка, смотрел на него, приоткрыв рот и вобрав голову в плечи. В его вытянутой вперед руке плясал пистолет. Старый Сайрус Гривс и еще какой-то тощий джентльмен с медными волосами оставались сидеть за столом. Они ошалело смотрели на дверь, и по тупому изумлению, написанному на лице отца, Генри понял, что старик в полутьме не узнает его.

Резкое движение, сделанное взъерошенным человеком, потревожило огонек маленькой коптилки. Огромные тени прыгнули и закачались по углам, и в колеблющемся свете остро блеснуло металлом колечко ствола.

— Отец, это я! — растерянно проговорил Генри, не сводя глаз с пистолета.

— Фу ты, господи!.. Сыно-о-ок… — с облегчением, но все с той же испуганно-изумленной миной протянул отец.

Человек метнул на него вопрошающий взгляд и опустил руку с оружием. Лицо старшего Гривса оживало, мягкие мешочки щек поползли вверх, растягивая рот в нитку и сжимая в уголках глаз вееры мелких морщин. Рыжеволосый икнул и равнодушно отвернулся.

Генри выступил из тени и нерешительно подошел к столу, заставленному бутылками, кружками и тарелками с объедками. Тени опять шарахнулись по комнате. Сайрус прикрыл желтый язычок пламени ладонью. Маленький человечек быстрым взглядом ощупал лицо и фигуру Генри и стал поднимать упавшую лавку.

— Садись с нами, сынок, чего уж там, садись, — ласково проговорил старший Гривс, указывая Генри место подле себя. — Вот, господин Куртнейс, — обратился он к рыжеволосому, вдумчиво изучавшему дно пустой кружки, — рекомендую вам — Генри Гривс, наследник мой, плоть от плоти, утеха в старости…

Господин Куртнейс поднял на Генри засоловелые глаза, хотел что-то ответить, но опять звонко икнул и ограничился кивком. Зато взъерошенный человечек откликнулся тотчас.

— Очень, очень приятно! — живо заговорил он, улыбаясь и продолжая бегать беспокойными черными глазками по лицу Генри. — Не правда ли, сэр, забавно вышло? Ну, думаю, дикари вломились, беда! А это вы, милый Генри, эдак по-хозяйски, без лишних церемоний… Ай-ай-ай, юноша, юноша, ну а если б рука моя дрогнула? Бабах — и точка. Здесь, дорогой Генри, мы ухо держим востро, попривыкнете — узнаете… Впрочем, давайте знакомиться. Питер Типпот, переводчик и правая рука господина землемера.

«Молчун под стать папаше», — с досадой подумал Генри, пожимая миниатюрную горячую ладонь. Рукопожатие Типпота производило неприятное впечатление: будто ощупал.

Неверной рукой отец принялся разливать по кружкам джин из початой бутылки.

— По случаю вызволения, сынок, и тебе сегодня не грешно… — закурлыкал он, но Генри отодвинул свою кружку.

— Прошу тебя, отец, — тихо сказал он. — Не надо… Пожалуйста.

В Манчестере приятели по духовному училищу иногда угощали его спиртным, но всякий раз Генри испытывал только отвращение.

— И правильно, сынок, дурная привычка привязчива, не пьешь — не пей, спокойнее жизнь будет, — добродушно согласился старый Гривс. — Господин Куртнейс и вы, уважаемый сэр, за сынка драгоценного, думаю, надо бы! Вырвался как-никак мой Генри из лап этих проклятых… Ну, веселей, гости дорогие, уважьте хозяина, да и я с вами — с великим удовольствием…