Ворон. Кровавый глаз - Джайлс Кристиан Страница 14

Эльхстан презрительно фыркнул в сторону норвежцев, словно считал их подлыми свиньями, у которых не хватит мужества вступить в честный бой.

«Поверь мне на слово, — красноречиво говорил его поднятый палец. — Эти язычники, наполненные дерьмом, выпускают из себя больше горячего воздуха, чем довольная корова».

Старик повернулся к рулевому, попробовал плюнуть, но у него получился лишь сухой хлопок. Норвежец усмехнулся в ответ и отправил за борт сочную харкотину. Эльхстан промычал еще одно ругательство, откинулся назад, укутался в коричневый плащ и потер пустой живот.

— Я тоже проголодался, — простонал я, почесывая ребра. — Утром мне пришлось изрыгнуть все содержимое желудка. Сейчас у меня такое ощущение, будто внутренности гложут мыши.

Однако вместо сочувствия я увидел во взгляде старика осуждение. Он винил меня в том, что вместо корзины с макрелью я приволок к нему ораву кровожадных язычников.

«Да хранит Господь твою заблудшую душу», — говорили его глаза.

Я пожалел о том, что у него нет языка. Мне приходилось самому подбирать за него нужные слова. В молодости Эльхстан согласился подтвердить клятвой невиновность человека, подозреваемого в воровстве. Обвинителем был один богач, и как-то ночью трое головорезов вырвали Эльхстану язык. Поскольку поручиться за невинного человека теперь никто не мог, он был осужден, попал в рабство к тому богачу и вскоре умер. А Эльхстан онемел. Теперь за него говорили лишь слезящиеся глаза и мое чувство вины.

Мастер закрыл глаза, покачал головой и пробормотал что-то себе под нос. Я посмотрел на этого тощего, как щепка, столяра, на его распухшее лицо и жидкие седые волосы, растрепанные ветром. Мне стало стыдно за то, что я боюсь, в то время как этот немой старик проявляет такое мужество.

Подул сильный северный ветер, и Сигурд отдал приказ поднять большой парус, сработанный из шерстяной ткани. Это дало возможность гребцам убрать весла и отдохнуть. Выцветшее красное полотнище наполнилось воздухом, скандинавы расслабились и принялись растирать ноющие руки. Кое-кто достал из сундуков игральные кости или недоделанные резные деревянные фигуры. Другие стали точить мечи или свернулись клубком, собираясь заснуть. Двое воинов раздали всем, в том числе мне и старику, вяленую рыбу и куски сыра. Некоторые скандинавы стали брюзжать. Мол, они все равно пристанут к берегу, разведут костер и полакомятся свежим мясом, даже если ради этого придется сразиться с англичанами.

Наконец солнце опустилось в море. Я сидел на корме, обхватив колени, жутко ослабленный морской болезнью, и гадал, когда же наконец язычники набросятся на нас с обнаженными мечами, желая довести до конца то, что было начато в Эбботсенде.

Я провел мозолистой рукой по дубовому шпангоуту судна. Пальцы скользили по древесным волокнам до того места, где эта деталь встречалась с доской обшивки так плавно, словно два гладких куска дерева были частями одного целого.

— Прекрасная работа, Эльхстан. Ты не сможешь это отрицать, — сказал я.

Старик тяжело запыхтел, затем нахмурился и неохотно кивнул.

— Такие корабли раньше называли морскими драконами. Во всяком случае, так мне когда-то говорил Гриффин.

Эльхстан снова кивнул.

— Морские драконы, — восхищенно прошептал я.

В тот день я спросил охотника, почему кораблям дали такое название. Он рассмеялся и ответил, что люди любят себя пугать. Именно так, мол, и происходит в половине случаев. Бывалый воин покачал головой и сказал, что эти корабли — всего лишь хорошие дуб и сосна, обработанные людьми, которые знают, как приложить руки к дереву, и понимают море.

— Эльхстан, а тебе раньше приходилось видеть морские драконы? — спросил я.

Старик покачал головой и поднял брови, показывая, что он никак не мог предположить, что ему когда-нибудь придется плавать на таком судне. Дракары уже приходили из-за моря, когда Гриффин был совсем мальчишкой. Люди говорили, что именно в те времена скандинавы впервые добрались до Англии. По крайней мере, именно тогда священники начали рассказывать всякие жуткие истории, наполняя сердца людей страхом, а головы — кошмарами. Приспешники дьявола появились, чтобы разорить дома Господа и осквернить святые реликвии. Да, так нам говорили. Мужчины точили мечи и делали щиты из липовых досок, но язычники больше не появлялись, во всяком случае в Эбботсенде.

— Вот они и здесь, — сказал я, глядя на скандинавов и гадая, какое ужасное отмщение готовит для них Христос за гибель Своих детей в нашей деревне.

Волна перехлестнула через борт и окатила нас с ног до головы. Эльхстан закашлял, а я вытер глаза и снова провел пальцами по гладким дубовым доскам. Гриффин ошибался. Этот морской дракон оказался чем-то гораздо большим, чем просто дуб и сосна. Он плыл по морю так, словно волны подчинялись ему, и был прекрасен.

Мысленно я вернулся в те времена, когда целые дни проводил в лесу с дубами и непременно выискивал самые длинные изогнутые ветви, хотя в нашем ремесле от них не было никакого толка. Сколько таких ветвей нужно было срубить и обработать, чтобы построить корабль ярла Сигурда? Сколько человек трудились, валя деревья, распиливая доски, сверля отверстия и смазывая места соединений?

Я обратил внимание на капельку дегтя, повисшую под темным кружком сучка, видневшимся в доске обшивки рядом с моим плечом. Она напоминала слезинку под глазом. Я подцепил ее ногтем и поднес к носу. От нее исходил восхитительный запах.

— Парень, подойди сюда! — окликнул меня Сигурд.

Он стоял на брусе, державшем мачту, обхватив одной рукой толстый деревянный столб. Ветер, наполнивший парус, разметал по его лицу соломенно-желтые волосы. Я не двинулся с места.

«Раз старому Эльхстану не страшно, то и я не буду бояться».

— Рыбки тоже должны что-то кушать, — продолжал Сигурд, в голосе которого прозвучала угроза. — Но тебя они, наверное, сочтут весьма скудной трапезой. Подойди сюда, молодой англичанин!

Я поднялся на ноги и споткнулся о какого-то скандинава. Тот выругался и отпихнул меня от себя так, словно мое прикосновение его обожгло. Мои ноги еще не привыкли к ритму моря. Я попытался сгибать и разгибать их, приспосабливаясь к качке.

— Ты знаешь, кто это такой? — спросил Сигурд, показывая мне маленькую резную фигурку одноглазого человека, висящую у него на шее.

— Это Один, ваш самый главный бог, господин, — ответил я, вспоминая, как языческий годи вырвал легкие Гриффина через его спину. — Для него был сделан «Кровавый орел», языческое жертвоприношение.

— Откуда тебе известно об Одине, Отце всех? — прищурившись, спросил Сигурд. — Ваши люди поклоняются Белому Христу, кричат, что наши боги мертвы. Однако мы убиваем англичан и забираем их серебро, отправляемся туда, куда пожелаем, и ваш Христос ничем не может нам помешать. Разве наши боги мертвы? — Он стиснул кулак. — Мы первые, острие копья, передовой отряд нашего народа. Ты думаешь, мы смогли бы пересечь суровые северные моря, если бы наши боги были мертвы и не имели возможности присматривать за нами?