Улица Сервантеса - Хайме Манрике Страница 13

Несмотря на теплый прием моих родственников, Мигель проронил за весь обед лишь пару слов, да и то – отвечая на прямые вопросы. Я никогда не видел его таким молчаливым, но списал это на недостаток общения с аристократами. Из бабушкиного угощения ему больше всего приглянулся хамон, коего он с наслаждением съел две порции. Возможно, пытался доказать моей семье, что он не иудей?

Потом мы разошлись по комнатам для сиесты, условившись встретиться снова в четыре часа и отправиться на могилу Гарсиласо.

До кафедрального собора мы доехали в дедушкиной карете; Леонела была четвертой в нашей компании. Как только мы укрылись от палящего солнца, Мерседес сняла вуаль, и ее красота словно озарила карету изнутри.

Кузина поинтересовалась у Мигеля, нравится ли ему учиться в «Эстудио де ла Вилья». Тот мгновенно оживился и принялся пародировать манеры самых чудных наших наставников, перемежая ужимки плоскими шутками касательно их наружности. Шутки, впрочем, были достаточно смешны, хотя и не вполне уместны в дамском обществе. Однако Мерседес смотрела на его кривляния с одобрением.

– Вы поете, сеньор Сервантес? – вдруг осведомилась она.

Мигель замялся, и я решительно подтвердил:

– Еще как поет. У Мигеля прекрасный голос. Ты непременно должна услышать андалусские баллады в его исполнении.

Тот начал было возражать, но Мерседес пылко перебила его:

– Тогда вы обязательно должны для нас спеть! Вы же не откажете в просьбе даме?

Лицо Мигеля начало заливаться краской. Он прочистил горло и завел любовную песню, отбивая ритм ладонями вместо аккомпанемента. У меня промелькнула мысль, что давешняя робость Мигеля была всего лишь уловкой: казалось, он хотел произвести впечатление на Мерседес. И хотя ничего в поведении кузины не давало мне повода для подозрений, я ощутил укол ревности. Когда Мигель закончил петь, все разразились одобрительными возгласами и захлопали в ладоши. После этого в экипаже воцарилось молчание. Мерседес отстраненно смотрела в окно, пока за ним не показался фасад кафедрального собора.

Мы вознесли молитвы перед главным алтарем и подошли к могиле Гарсиласо. Я был счастлив наконец-то показать ее Мигелю. Он преклонил колени перед мраморной гробницей и поцеловал холодный камень. Я вполне разделял его чувства, поскольку, впервые посетив это место, был ошеломлен не меньше. Леонела передала Мерседес букетик роз, и кузина возложила его к подножию могилы. Мигель предложил прочесть сонет, который он сочинил в честь великого толедца. Лучше я ничего не буду говорить об этом произведении. Впрочем, Мерседес он понравился.

Когда мы выехали из Толедо, я почувствовал облегчение. К Мигелю вернулась его обычная разговорчивость: половину обратного пути он восторгался Мерседес и донимал меня вопросами о ней. Я старался не рассказывать слишком много.

– Она такая красивая, и умная, и естественная…

Я кивнул, но ничего не сказал.

– Ее непосредственность так очаровательна! – продолжал Мигель.

Прежде чем он успел родить еще какой-нибудь комплимент в адрес кузины, я мимоходом заметил:

– Да, вся семья ждет нашей свадьбы.

Мигель не сумел скрыть разочарования, которое вызвала в нем эта новость. Почти всю оставшуюся дорогу до Мадрида он провел в молчании.

Учеба совершенно меня закружила. Я был в восторге от лекций и новых знакомств. Однажды я получил письмо от Мерседес, где она сообщала обычные новости о здоровье бабушки и дедушки и забрасывала меня вопросами об университете. В конце стояла приписка, сообщавшая, что Мигель недавно навестил их. Сперва я не придал этому значения. Как бы там ни было, я отправил Мигелю очередное письмо, ни словом не обмолвившись, что мне известно о его поездке в Толедо. Ответ не пришел ни через неделю, ни через две. Это настораживало. Я чувствовал, как по моим венам начинает растекаться яд ревности. Я старался гнать мысль, что лучший друг может добиваться любви моей нареченной. Конечно, я ни минуты не сомневался в Мерседес, чье благородство и чистота не позволили бы ей опуститься до предательства. Однако в Мигеле я не был так уверен. Ревность довела меня до того, что я начал сходить с ума, не мог учиться, спать, есть. Я приходил в студенческие таверны Алькалы, садился в одиночестве в углу и пил до тех пор, пока не наступало благословенное отупение. К счастью, слуги оттаскивали меня домой прежде, чем я успевал стать жертвой грабителей.

Так продолжаться не могло. Я ведь клялся на семейном гербе всегда вести себя, как приличествует кабальеро. Однажды на рассвете, после бесконечной и бессонной ночи, я оделся и, поддавшись внезапному порыву, приказал конюшему оседлать для меня самого быстрого жеребца. Я направился в Мадрид, надеясь… А на что я, собственно, надеялся? Оставалось лишь молиться, чтобы мои подозрения оказались беспочвенны.

Яростная скачка окончилась у дома дона Родриго, который в это время менял больному зловонные повязки.

– Дон Луис! – удивился он. – Чем мы обязаны столь высокой чести?

У меня не было времени на его благоглупости, поэтому я ограничился сухим приветствием.

– Доброе утро, дон Родриго. Мигель дома?

Казалось, моя резкость испугала его. Он вернулся к смене повязок, не прекращая разговора.

– Если так подумать, я не видел Мигеля… со вчерашнего дня? Я думал, он поехал в Алькалу проведать вас. А что-то случилось?

Я покачал головой.

– Жена сейчас на рынке, но вы можете подняться и спросить у дочери. Наверное, она знает, где Мигель. Вообще-то, сейчас ему полагается быть здесь и помогать мне. Да-да, именно здесь…

Когда я взбежал по ветхой лестнице, Андреа кормила девочку.

– Не вставайте, пожалуйста, – поспешно сказал я. – Мне нужен Мигель. Это срочно.

– Мигель вчера уехал в Толедо, – ответила Андреа и подняла ребенка, чтобы прикрыть обнаженную грудь. – В последнее время он сам не свой.

– Простите мою неучтивость, но я очень тороплюсь. – Я поклонился сеньорите, чуть не кубарем скатился по ступеням мимо дона Родриго и выбежал на улицу. Мне не хватало воздуха.

Едва придя в себя, я погнал коня в Толедо, обезумев от ревности и убийственного гнева. Я должен был узнать правду – раз и навсегда. Я прокрался в дом деда, собственное родовое гнездо, подобно вору: перебрался через стену в задней части сада и вскарабкался на балкон Мерседес. Комната была пуста, дверь приоткрыта. Любой преступник позавидовал бы тому, как ловко я спрятался за гобелен возле кровати кузины. Да, это было безумие, но я ничего не мог с собой поделать. К счастью, мне не пришлось долго ждать.

В комнату вошли Мерседес и Леонела, за ними – Мигель. Я почти задохнулся. Внезапно Леонела оставила их наедине и закрыла за собой дверь. Мигель попытался взять Мерседес за руку. Первым моим порывом было выхватить шпагу и проткнуть негодяю сердце, но меня с детства учили владеть собой.

– Я обещана другому мужчине, – решительно произнесла кузина. – Прошу вас немедленно покинуть дом и никогда здесь более не появляться. Вам тут не рады. Леонела!