Операция «РЫ», и другие приключения капитана дальнего плавания Гурова - Валерий Самойлов Страница 12

– Замечательно!

– Все бы хорошо, но.

– Что, Ваня? – беспокойно спросил Одинцов.

– Опять охранники куролесят. Вчера Грушицкий катался на спортивной “аудишке".

– Откуда такие сведения? – поинтересовался капраз.

– При встрече детализирую. Короче, разбито правое зеркало, баксов на семьдесят, не меньше. Хозяин возмущен.

– Еще бы! Я на его месте выставил бы счет. Говорил тебе – не бери детей всяких там начальников, и вот результат!

– Я не ожидал, что они так быстро освоятся, – скороговоркой заверещал Гуров. – Один, понимаешь, мотается на чужой машине по городу, другой орет похабные песни по ночам.

– Кто такой? – спросил Одинцов.

– Сын замначальника таможни.

– С бакенбардами?

– Да, Костя!

– Хочешь, я сам поговорю с его отцом? – предложил капраз.

– Поговори. Он, кажется, тоже из бывших военных.

– Как его?

– Мурашев. Но только деликатно, капраз! Нам с таможней ссориться нельзя.

– Ясное дело! Кстати, господин капитан, я был в ГАИ и переговорил с начальниками – обещали знак убрать.

– “Движение запрещено?"

– Вот именно. Сколько же можно огородами пробираться на стоянку?

– Молоток! А то этот знак клиентов пугает – кому охота каждый раз платить штраф?

– С инспекторами, курирующими наш участок, я также договорился – они пока наших клиентов трогать не будут.

– С чего бы это? – с сомнением спросил Гуров.

– Я им пообещал скидки при покупке машин на нашей стоянке. Вообще, капитан, будем подводить социальную базу под нашу деятельность.

– То есть?

– Скидки военным, милиционерам, особенно пенсионерам. И на работу брать пенсионеров из этой категории. Возраст у них от сорока до пятидесяти лет, работоспособность отменная, исполнительность, порядочность и все такое. Постепенно поубираем блатных и проблем не будет.

– Я не возражаю, капраз, но ты не очень-то рассчитывай на данную категорию. Они такие же как и мы с тобой. Осмотрятся, что к чему, и будут сами создавать подобные заведения.

– Ради бога! Пусть дерзают, а мы других приметим. В армии и на флоте идут сокращения – с кадрами проблем не будет. Теперь о главном. Почему я за это уцепился, – голос Одинцова зазвучал увереннее. – Ты в курсе, что организации, имеющие в штате семьдесят пять процентов пенсионеров, оставляют себе пятьдесят процентов с налога на прибыль?

– Да ты что? – удивился Гуров.

– Так-то, господин-товарищ-барин капитан!

– С этого бы и начинал, господин-товарищ капраз. А то, понимаешь, социальная база.

– Звучит хорошо, заманчиво. Я когда в “ментовке” заговорил, начальники аж рты пооткрывали. Их ведь тоже со временем уволят!

– Нам еще ментов не хватало, – возмутился капитан.

– Одного-двух не мешало бы, – упорствовал капраз.

– Зачем они тебе, не пойму?

– Когда на нас “наедут”, тогда быстро поймешь.

– Ты о рэкете? – капитан выпучил свои голубые, цвета морской волны, глаза. – Та шо с нас тут брать!

– Не волнуйся, – рассудительно ответил капраз, – хоть сто долларов в месяц, но возьмут. У них все территории расписаны.

– Откуда такая информация, – поинтересовался Гуров, – не из “ментовки” ли?

– Я же говорю, что пообщался.

– И что они посоветовали?

– Не высовываться, это во-первых.

– Что же во-вторых?

– Если допекут – обращаться к ним!

– Легко сказать!

– А ты что предлагаешь?

– Не писать в компот раньше времени. К тому же, здесь воинская часть, займем круговую оборону. С таможней, говоришь, усе путем?

– Да, ждут!

– Ну все, капраз, конец связи!

– Гуд бай, господин капитан!

Гуров не стал дожидаться, когда найдут второго охранника, достал “липовый” журнал учета, быстренько свел дебит с кредитом, снял “неутечку” и, помахав фуражкой автослесарю Мише, был таков. Теперь, когда появились хоть какие-то деньги, ноги сами понесли его в пивбар, где Гуров любил расслабиться и, окружив себя собутыльниками, “травануть” очередную историю из своей морской автобиографии.

Появление капитана было встречено бурными продолжительными аплодисментами. Ему тут же поднесли кружку любимого “ЕВ” (Эльбревери) и блюдце с солеными орешками. Растроганный общим вниманием, капитан обвел всех присутствующих благодарным взглядом, приветствующим знаком поднял кружку и залпом опорожнил ее до дна.

– Еще, господин капитан? – полюбопытствовал бармен.

– И не одну! – вдохновенно произнес Гуров. Ему еще с утра требовалось опохмелиться. И было с чего.

В это же самое время на кухне, размером два на три квадратных метра, состоялся нелицеприятный разговор, как ныне принято говорить – разборка.

– Одинцов!

– Да, любимая!

– Если бы я была любимой, мне не пришлось бы нервничать до четырех утра. Не пойму никак – у вас с Иваном серьезно или так, балты-балту? Пьянчуги!

В перерыве между немцами и поляками мореманы имели рандеву в нейтральных водах – где-то между двумя проливами, на обитаемом острове. Канта. Того самого Иммануила Канта, похороненного на острове в центре морского Калининграда, бывшего Кенигсберга. Их общий друг Федя владел судном, пришвартованным к этому самому острову, он и пригласил их к обсуждению широкомасштабного проекта по переоборудованию третьесортной забегаловки на воде, с которой подвыпившие посетители периодически выпадали за борт, в респектабельную плавгостиницу еврокласса минимум на четыре звезды. Рандеву чуть было не началось со скандала, и все благодаря господину капитану.

– Федя, блин, твоя посудина еще не утонула? – бодро поприветствовал судовладельца Гуров.

"Все, что угодно, но только не “посудина”, подумал Одинцов и дернул капитана за пиджак, давая понять, что тот наступил на больной Федин “мозоль".

Федор лелеял свое судно, заменившее ему семью. Он постоянно его подкрашивал, подваривал сваркой, укреплял и модернизировал, целыми днями лазил по внутренним помещениям, коридорам, цистернам, проверяя, нет ли течи и все ли на месте. Возраст судна, где Федор некогда числился механиком, перевалил за третий десяток, поэтому даже он не мог дать гарантию его абсолютной надежности и непотопляемости. Денег на поддержание судна хронически не хватало, и Федор, подобно церковным настоятелям, принял решение соорудить стеклянную урну для подаяний с надписью “На поддержание судна”. Судя по немецким маркам, американским долларам и прочей валюте, почин был поддержан даже иностранцами. Один чудак, похоже, немец, из бывших кенигсбержцев, обещал помочь с инвестициями. По этому поводу Федор и пригласил своих старых друзей, но капитан, как всегда, все испортил, и хозяин сорвался с якоря.