Орли, сын Орлика - Тимур Литовченко Страница 12

В конце концов Григорий дипломатично произнес:

– О-о-о, да, да… Но до Рождества остается еще две недели – представляю, каким прекрасным станет Стокгольм в праздничные дни!

Густав так и просиял, радостно воскликнув:

– Ты нисколько не ошибся, друг Григор! Кстати, не забудь, что я пригласил тебя на праздник – значит, на Рождество ждем тебя.

– А не боишься, что я поведу себя, словно Юлий Цезарь?

– То есть?

– Что покорю всех твоих домашних, – улыбнулся Григорий и прибавил: – Veni, vidi, vici ^[5].

Густав искренне рассмеялся:

– Скажу лишь одно, друг мой: если даже так и случится, ты достоин подобной победы. Иначе не был бы моим товарищем. Ведь завоевать благосклонность сына шведского канцлера – дело нелегкое…

– Знаю, друг мой, знаю.

– Так и произошло: пришел ты на кафедру профессора Регелиуса, увидел Густава Миллерна – и покорил его своим умом и вежливостью.

– Может быть, ты жалеешь?

– Григор, Григор, что ты такое говоришь!

В подобном непринужденном духе болтали до самого королевского дворца. Напоследок еще раз напомнив о рождественском приглашении, Густав высадил Григория и приказал кучеру ехать дальше. Через несколько секунд карета затерялась в лабиринте улочек, выходивших на площадь. Григорий обернулся к преисполненному мрачным величием сооружению, склонил голову на бок, прищурил левый глаз и посмотрел на дворец так, словно это была крепость, которую необходимо взять штурмом.

В определенном смысле так оно и было… Только «победить» он должен не дворец, а его королевское величество Карла XII. Так как на самом деле от сегодняшнего визита зависела дальнейшая судьба не только самого Григория, но всей семьи гетмана Орлика. Пока отец занят благородным делом освобождения украинских земель от московских поработителей, кто-то же должен проявлять заботу о его жене и остальных детях…

Кто-то – это именно он.

Григорий Орлик, старший сын супружеской четы Орликов.

Поправив одежду, юноша направился к ближайшему из охранявших дворцовые входы гвардейцу и, протянув бумагу с личной подписью и печатью Миллерна-старшего, сказал:

– Его величество назначил мне на сегодня аудиенцию. Пожалуйста, проведите меня к его высочайшей милости канцлеру, как сказано в этой записке.

Миллерн-старший встретил Григория в небольшой хорошо освещенной внутренней комнате, придирчиво осмотрел с ног до головы, пробормотал:

– Вид скромный, но приличный… Как и писал Густав, вы производите хорошее впечатление, юноша.

Потом выдержал небольшую паузу и осторожно добавил:

– По крайней мере, на первый взгляд. Ну хорошо, давайте подготовимся к аудиенции…

Когда мальчик снял верхнюю одежду, канцлер снова придирчиво осмотрел его, попросил повернуться так и этак. Еще бы: ведь сейчас этому первенцу благородной, но все же окончательно обнищавшей супружеской четы надлежало предстать перед глазами его величества – значит, все должно быть идеально!

Григорий предвидел, что приблизительно так и произойдет. Он в самом деле заготовил… кое-что не совсем благовидное, но, ясное дело, не спешил демонстрировать это немедленно: ведь предназначался «сюрприз» для королевских глаз, а не канцлерских. Когда они шли на аудиенцию, юноша незаметно вытянул булавку из манжеты на левом рукаве рубашки, быстро заколол ее под ворот камзола, а манжету незаметно зажал мизинцем и безымянным пальцем левой руки. Едва успел проделать это, как канцлер посмотрел на него и тихо сказал:

– Пришли.

Сразу же слуга, шедший впереди, распахнул тяжелые резные двери. Оттуда прозвучало:

– Его высочайшая милость канцлер Миллерн и господин Орлик!

Так вот, очень просто и незатейливо: «Господин Орлик»! Словно бы он вовсе не был юным гетманычем, потомком правителя украинских земель… хоть и в изгнании.

С другой стороны, возможно, прислужнику просто тяжело выговорить чужеземный титул – «гетманыч»? В любом случае, требовать большего сейчас не время. Главное, что он таки добился королевской аудиенции. Сам добился – то есть не благодаря отцу, а исключительно через личное знакомство с юным Густавом Миллерном. Только бы воспользоваться ситуацией…

Об этом думал Григорий, вместе с канцлером вежливо склоняясь перед королем, который, не поднимаясь с трона, ответил коротким кивком головы.

– Ваше величество, разрешите представить вам Григора Орлика, студента Лунденского университета, соученика моего сына, – вежливо сказал канцлер, когда посетители раскланялись с Карлом.

– А мы, собственно, давненько уже знакомы, – ответил король, внимательно присматриваясь к юноше. – Если не ошибаюсь, еще со времен моих гостин в Бендерах…

– У вашего величества прекрасная память… – подхватил Григорий.

– Та-та-та, сразу с комплиментов начинаете, молодой человек. – Карл резко хлопнул в ладоши, приказывая юноше умолкнуть. Но про себя Григорий отметил, что королю его слова приятны. – Ну скажите, почему бы я не запомнил старшего брата моего крестника Якоба Орлика?!

– Тем не менее, вашему величеству есть о ком вспоминать и без меня. За десяток бурных лет, прошедших в ратных и государственных делах…

– О-о-о да, вы правы: славное время, преисполненное славных дел!

Карл вопросительно оглянулся на канцлера, господин Миллерн почтительно кивнул.

– Впрочем, если моя память, которую вы сразу же похвалили, не предает своего хозяина, мы виделись и после Бендер? – спросил король.

– Совершенно верно, ваше величество. В тот раз меня зачислили фенрихом в гвардию, и я имел честь служить вашему величеству, принимая участие в обороне Штральзунда.

– Да-да, вы стали гвардейцем… А каким же образом оказались в Лунденском университете?

– Прослужив год, ушел из гвардии.

– Неужели войны испугались? – наморщил лоб король.

– Ничуть нет, ваше величество!

– Ответ, достойный настоящего солдата. Но поступок разнится с ответом! Почему оставили военную службу? Объяснитесь, прошу.

Григорий попробовал оценить ситуацию. Здесь бы и заявить его величеству прямо и откровенно, что семья Орликов настолько обнищала, что родители так и не смогли заказать старшему сыну приличного мундира, поэтому он выглядел в сравнении с другими гвардейцами «белой вороной». Но говорить такое в самом начале беседы… и вот так, в глаза… Нет-нет, так можно все испортить! И Григорий сказал:

– Зачем вашему величеству необразованные солдафоны? Разве не лучше овладеть разнообразными науками, а уже потом добывать саблей военные победы для славы вашего величества?