Походный барабан - Луис Ламур Страница 12

Наши бретонские боги недаром наделили меня быстрым разумом. Мне достало ума разыграть удивление:

— Но я же принес тебе золото! Разве не так мы с ними договорились?

Он был взбешен, он ненавидел меня ещё больше, чем прежде. Этот подлец и в мыслях никогда не имел отпустить девушку, хотя, несомненно, решил, что Сервон должен умереть.

— Не понимаю! — воскликнул я. — Я же гнался за ней, когда меня ударили! Как она смогла ускользнуть от всех нас?

— Ты что, не видел мавров?

Топот бегущих ног, вспомнил я, шел от корабля, но напали с криками, оказывается, мавры… только чьи? Люди Дубана или Ибн Харама?

Неужели Азиза убежала с нашего судна только затем, чтобы попасть к ним в руки? Тошная это была мысль. Но, может, они не причинят ей вреда? Разве не будет она ценной заложницей?

— Я преследовал их, когда меня что-то ударило.

— Ты пытался удрать.

— Что? Удрать и бросить награду, которую ты обещал?

Это заставило его замолчать и загнало обратно в бутылку его сомнения; действительно, кто же способен удирать от обещанного золота?

— Ничего не получишь, — раздраженно сказал он. — Ты дурак.

Кто мудрец, а кто дурак? Философы не раз задавались таким вопросом.

— Тогда пусть золото, отнятое у меня, купит тебе болезнь на кадисских базарах — болезнь, которую оставит тебе какая-нибудь дешевая девка!

— Кадисских?.. Кто говорил о Кадисе?

— А куда же ещё тебе податься? Когда у человека есть золото, куда он ещё отправится, кроме города, где самые красивые женщины, самые лучшие вина и вся роскошь земли?

Четыре матроса, как я узнал, были сражены в схватке, а один из финнведенцев умер ещё раньше. Еще одного убила стрела уже в шлюпке; ну и, конечно, был мертв Сервон. Никто не подозревал, что это я его убил.

Скимитар у меня отобрали, и дамасский кинжал тоже, но сейчас они нуждаются во мне, и настанет день, когда я верну себе и то, и другое.

От качки мне было плохо. Вкус во рту был мерзкий, в голове барабанило. Вероятно, в меня попал камень из пращи. Ладно, у нас, кельтов, твердые черепушки… И с этой мыслью я незаметно заснул.

Меня разбудил дождь. Резкий шквал дождя, потом ещё один. Я, шатаясь, подошел к фальшборту. Вальтер стоял поблизости: это обнаружилось при вспышке молнии.

— Работай! — крикнул он. — Сделай что-нибудь!

— В такой-то шторм? При том золоте, что ты имеешь, я бы уютно устроился где-нибудь в порту с краюхой хлеба да бутылкой вина.

Гребни волн курчавились белыми барашками. Я положил руку на рулевое весло. Мы направлялись к западу, что значило — прямо к Кадису, так что я изо всех сил пытался сохранять этот курс. Потом, когда ближе к утру небо посерело, Вальтер снова появился на палубе. Его жирные подбородки блестели от дождя.

— Не нравится мне такая погода, — пробурчал он. — Правь в Кадис.

После пышной красоты Малаги мне особенно тяжело было переносить грязь на галере и сальные рожи команды. Они ненавидели меня, а я их… или я сбегу, или они меня убьют — это только вопрос времени.

Однако оставались прикованные к веслам Селим и Рыжий Марк, среди прочих, а я обещал освободить их… Мне казалось, что это было уже очень давно…

Кадис… Это порт моей судьбы. Со временем я найду способ и уж взыщу плату с Вальтера, сумею ускользнуть и вновь буду принадлежать лишь самому себе.

И я уже придумал, как, — если только мне удастся это устроить…

Страшен был ветер, мрачны вздымающиеся волны, — но не столь мрачны, как волны моих мыслей. Вальтер должен заплатить, а мои прежние товарищи у весел должны быть освобождены.

А потом весь широкий мир откроется передо мной! И я отправлюсь в этот мир, чтобы найти отца, посмотреть, что приготовила для меня судьба, и где-нибудь, когда-нибудь встретить возлюбленную.