Велесова ночь - Лариса Капелле Страница 12

– Марчелло, проводи боярыню, – не приказал, а скорее попросил Луиджи.

Марчелло, вежливо поклонившись, открыл дверь. Анна вышла, слуга двинулся за ней. Она улыбнулась про себя. Марчелло мог дать фору Василисе, насколько карлица умела передвигаться неслышно, настолько Марчелло производил шума не больше маленькой мышки. У Анны почему-то возникло сравнение с привидением. Даже дрожь прошла по телу от такого сравнения. И еще почему-то в голову пришла мысль, что аскетичный слуга прятал под своим одеянием власяницу. Настолько он казался отрешенным от всего мирского. Намотанные на левую рук четки-розарий только дополняли сравнение с монахом. Во всяком случае, видеть слуг с четками ей приходилось нечасто. Не был ли Марчелло в прошлом послушником или монахом-расстригой? Но если и был, то поменял служение богу на служение братьям Альбинони. Одна-единственная забота наполняла его существование – это комфорт, покой и довольство его господ. Иметь такого преданного слугу… Братьям можно было только позавидовать.

Отослав Марчелло, Анна отправилась вниз. В главных покоях Анну поджидала хозяйка дома.

– Пожалуйте, боярыня, к ужину. Откушаете с нами, чем бог послал, не обидьте, от всей души просим, и служанку вашу тоже приглашаем, – распевно произнесла Прасковья Лыкова и поклонилась зачем-то чуть не в пояс.

Непривыкшая к таким почестям Анна поспешила согласиться. Ей было неловко. Она предпочитала всегда находиться в тени и хотя называлась верховной боярыней, но никакого особенного решпекта к себе не требовала.

– Останемся, с удовольствием останемся, – ответила она.

– Спасибо за честь, – расплылась в улыбке Прасковья.

– Пока я, с вашего разрешения, пожалуй, выйду во двор, прогуляюсь. Если увидите служанку мою, Василису, то отправьте ко мне.

– Конечно, конечно, – закивала головой Лыкова.

Во дворе Анна присела под начинавшей желтеть липой и задумалась. Мыслями возвращалась к оставшейся на столе рукописи и спрашивала себя в который раз: стоила ли игра свеч? Не попалась ли она на выдумки очередного шарлатана. Даже если и жил врачеватель много веков назад, от древности шарлатан не становился целителем. Мысли перескочили на смерть Бориса Холмогорова. Софья желала, чтобы она попыталась узнать побольше. Хорошо бы расспросить тех, кто работал с молодым писарем. От размышлений ее отвлек давешний мужчина, которого она видела в самом начале. Недолго думая, подошла.

– Вы тиун Лыковых? – прямо, без церемоний, спросила она.

– Нет, я здесь, как и вы, с визитом. Иван Мельников, подъячий приказа Большой казны, – поклонился мужчина.

Анна удивилась, на ловца и зверь бежал. Только подумала расспросить тех, кто работал с Холмогоровым, как судьба ей послала ближайшего помощника Лыкова.

– Анна Рикарди, – представилась она, – служу великой княгине.

– Ну кто же вас, дама Анна, не знает, вы всем на Москве как наипервейшая помощница цесаревны Софьи известны! – улыбнулся подъячий. – Пришли гостей царевниных проведать?

– Да, и не только, – подтвердила она. – А вы с делами к Михаилу Степановичу?

– Конечно, конечно, – торопливо закивал Мельников, – хорошо устроились ваши гости?

– Лучше быть не может, – похвалила Анна Лыковское гостеприимство и, не откладывая в долгий ящик, спросила, – кстати, раз вы в приказе работаете, тогда Бориса Холмогорова должны были хорошо знать?

Тень промелькнула по лицу Мельникова, он побледнел и торопливо перекрестился.

– Не дай Господи, никому смерть такую лютую принять!

Анну что-то насторожило, но она не могла понять, что, поэтому подъячего решила не отпускать.

– Вы товарищами были?

– Какими товарищами мы могли быть?! Он меня на два десятка лет моложе, знал так себе, его недавно в приказ взяли, Бориску-то, по Михаила Степановича пожеланию.

– Дворянин Государева двора с отцом его воевал, не так ли?

– Точно.

– И как Борис работал, с кем в вашем приказе дружил?

– Трудился, как на духу, боярыня, скажу, так себе, но о мертвых или хорошо говорить надо, или ничего, поэтому ничего говорить не буду, грех это.

– В правде греха нет, – возразила Анна.

– А зачем вам Бориска сдался? Или ваша княгиня в смерти Холмогорова решила разобраться?

– А хоть бы и решила, – заявила Анна, решившая вокруг да около не ходить, – расскажите-ка мне все, что вам известно. Вы когда его в последний раз видели?

– Так вечером и видел, он должен был бумаги переписать, а ничего не переписал, сказал, что мол, завтра перепишет, потому как встреча у него важная, торопился.

– Он волновался, тревожился?

– Да нет, как завсегда был, я ему пенять стал, мол, опять работу не выполнил, а он мне: «Ты мне, Ванька, не указ, знай свое место! Думаешь, если из холопов выслужился, так боярскому сыну указывать можешь! Не бывать такому!» Так и ушел, больно высоковыйный Бориска был, все своим родом кичился, а за душой-то ни гроша, сапоги дырявые. Правда недавно сафьяновые сапожки себе приобрел да кафтан новый, рубашки стал шелковые носить, в общем приоделся…

– То есть у него деньги появились?

– Появились, – подтвердил Мельников.

– Откуда?

– А шут его знает, вроде жалованье ему никто не повысил, и для просителей он не старался, в нашем деле так бывает, грамоту правильную торговому или ремесленному человеку выправишь, он тебе хорошо заплатит. А Бориска никогда перед купцом шапку бы ломать не стал! Гордый больно и ленивый в придачу! Да и, если уж совсем честно, так и в грамоте не больно силен был Бориска, я ему завсегда самые легкие дела давал, в которых важности никакой.

– Может быть, наследство получил?

– Об этом бы Михаилу Степановичу известно бы стало.

– Воровал? Вы немаленькими деньгами ворочаете.

– Чтобы у нас под носом! Не бывать этому! У нас копейку не умыкнешь!

Анна подумала про себя, что Лыков вполне успешно умыкал, и не только копейку, но вслух произнесла другое.

– Значит, откуда у Холмогорова появились деньги, вам неизвестно?

– Нет, поклясться могу!

– Ну а Глеба Добровольского знаете?

– Борискиного дружка-то? Как не знать, они как два пальца одной руки были, особенно если глупость какую сотворить да по красным девицам пошляться! – с презрением выговорил Мельников, на этот раз правилом – о мертвых хорошо или ничего – не утруждался.

– Тогда, может быть, деньгами Холмогорова Добровольский снабжал?

– Глебка, конечно, не такая голь перекатная, как Бориска, батюшка его разрядным дьяком был, семье немалое состояние оставил, и пару деревенек в кормление государь ему за службу выделил, но год как преставился, а семья большая, так что не до жиру, чтобы еще Глебкиному дружку сапожки сафьяновые покупать! – убежденно произнес подъячий.