Последний викинг. Ярость норманнов - Сергей Степанов Страница 11

К полудню войско конунга подошло к Стикластадиру и увидело врага. По зеленой долине двигались черные точки. Их было великое множество. Отряды бондов, подобно тоненьким ручейкам, сливались в грозное бушующее море.

– Их сотня сотен, конунг! – прикинул на глаз дружинник Торд, несший позлащенный стяг конунга.

– Боишься, Торд? – спросил конунг. – Уж не бросишь ли ты в бою мой стяг?

– Будьте спокойны, конунг. Ваш стяг останется реять над всеми, когда я паду мертвым на землю.

Харальд как завороженный смотрел на приближающихся бондов. Никому и никогда в Норвегии не удавалось поставить под боевые знамена столько людей. Воистину вся языческая страна бросила вызов Христовой вере! Харальд почувствовал, как в его сердце жажда битвы борется со страхом, нашептывавшим, что им не выстоять против такой несметной рати. Но вскоре страх сошел с него, словно жар с железа. У Харальда было очень маленькое сердце. Говорят, когда разрубают грудь храбреца, то всегда находят небольшое сердце, в котором мало крови. Наоборот, у труса большое сердце обливается кровью, что считается признаком страха. Недаром говорят, что сердце бьется в груди, ведь при этом и кровь в сердце, и само сердце приходят в движение.

Олав Толстый выстроил своих воинов и произнес перед ними следующую речь:

– У нас большое и хорошее войско! Жаль, что мы не успели соединиться с отрядом Дага. Но он еще подойдет. И хотя у язычников войска больше нашего, помните, что против вас бьется простой люд, необученный ратному делу. Будем сразу же решительно наступать, тогда исход битвы может решиться в нашу пользу. Если их первые ряды дрогнут, то при отступлении они сомнут тех, кто будет позади них. И чем больше там будет бондов, тем сильнее будет их смятение.

Харальд восторженно пожирал брата глазами. Олав был облачен в кольчугу, на его голове блистал позолоченный шлем, в одной руке он держал белый щит с крестом из золота, в другой – копье. Знаменосец Торд держал наготове секиру конунга по имени Хель, и действительно, эта секира отправила в мир иной великое множество язычников, отвергших любовь Господа нашего Иисуса Христа. На поясе конунга висел острый меч Хнейтир с рукоятью, обвитой золотом, – предмет нескрываемой зависти Харальда. Его собственный меч, унаследованный от отца, был слишком длинным и тяжелым, и даже желоб вдоль клинка лишь немного облегчал вес. Вдобавок Сигурд Свинья дал мечу незатейливое имя Жернорез, которое казалось Харальду совсем непоэтичным.

Воины спешились и отогнали подальше лошадей, верховых и вьючных. Норманны всегда сражаются пешими, не доверяя свои жизни пугливым животным. Олав Толстый приказал воинам отдохнуть перед битвой. Он прилег на траву, снял шлем, положил голову на колени Финна, сына Арни, и сомкнул очи. Между тем отряды бондов приближались. Финн внимательно наблюдал за ними и, когда враг подошел к холму, осторожно тронул плечо спящего. Олав сладко потянулся:

– Наконец я заснул. Жаль, что ты не дал досмотреть чудесный сон. Я поднимался на небо по длинной лестнице. И чем выше я поднимался, тем больше открывалось моему взору. Я увидел весь Трондхейм, потом всю Норвегию и все Северные Страны, потом Восточный Путь и Гардарику и самые отдаленные края земли, о которых мне довелось только слышать. Мне осталось поставить ногу на самую верхнюю ступеньку, как вдруг ты разбудил меня, и я не увидел, что там, на небе.

– Не нравится мне ваш сон, конунг! Он предвещает недоброе. Бонды уже близко!

Конунг поднялся, за ним встали все воины. С холма можно было видеть краешек синего фьорда и петляющую по долине речку. Между тем враг окружал пригорок. Язычники медлили с нападением, потому что не все их отряды еще подошли. Конунг тоже выжидал, не оставляя надежды на подход Дага с подмогой.

Язычниками предводительствовали знатные люди, держатели ленов – обширных владений, с которых они собирали подати. В других странах держателей ленов называют баронами и графами, а в Дании и Норвегии – лендрманнами. Конунг увидел стяг лендрманна Кальва, сына Арни, и крикнул ему:

– А ты почему здесь, Кальв? Не подобает тебе бросать в нас копье, ведь с нами четверо твоих братьев!

Рослый лендрманн отвечал:

– Многое теперь не так, как должно бы быть! Ты уехал в Гардарику, покинул своих подданных. Но мы могли бы еще помириться, если бы это зависело от меня.

Олав вполголоса спросил Финна:

– Можно ли доверять твоему брату?

– Похоже на Кальва: если он говорит хорошие слова, значит, задумал злое дело. Не верьте ни единому слову!

– Скоро мимунди – три часа пополудни. Они все непременно соберутся к мимунди, а Дага не видно. Уж не изменил ли родич? – вслух раздумывал Олав.

Отряды язычников подтягивались к холму. Последней подошла дружина лендрманна Торира Собаки, который зорко следил, чтобы ни один бонд не отстал и не уклонился от битвы. Торира можно было узнать по длинной рубахе из оленьих шкур. Две предыдущих зимы он ездил далеко на север торговать с финнами и остался в большом барыше. В Финмарке он велел сшить себе дюжину оленьих рубах, заколдованных от железа, ибо никто не был так изощрен в волшебстве, как финские колдуны. Видя, что все бонды на своих местах, Торир Собака высоко поднял копье и крикнул страшным голосом:

– Вперед! Вперед, войско бондов!

Конунг ответил еще более грозным боевым кличем:

– Вперед, люди Креста! Вперед, люди конунга!

Харальд впервые слышал боевой клич брата, от которого кровь стыла в жилах. Повинуясь громоподобному призыву, Харальд вместе с другими воинами бросился вниз по склону навстречу язычникам. Прямо на него бежал низкорослый бонд, вооруженный топором на длинном древке. Харальд на голову возвышался над противником, но плотный бонд был вдвое тяжелее юноши. Когда они столкнулись, Харальду показалось, что он с разбега налетел на несокрушимую скалу. Он отлетел в сторону, как пушинка, а щит выпал из его рук. Ошеломленный ударом, Харальд лежал навзничь перед язычником, который занес над ним свой боевой топор. Вдруг язычник согнулся пополам и рухнул на землю. За его спиной стоял скальд Тормод без шлема, в одной рубахе. Левой рукой он всадил короткую секиру в спину бонда и напутствовал его словами: