Медуза - Томас Тимайер Страница 11

Ханна попыталась отвлечься от мыслей о предстоящей съемке, сосредоточившись на съемочном оборудовании.

— К чему эти бешеные расходы? Мне всегда казалось, что вполне достаточно одной-единственной видеокамеры, чтобы снять документальный фильм.

Патрик предложил Ханне сигарету. Та покачала головой, и киношник, пожав плечами, закурил в одиночестве.

— Один из самых живучих предрассудков. Считается, что если ты насобачился водить камерой и если при этом еще и отличная натура, тогда дело в шляпе — считай, фильм готов. Нет уж, голубушка, если речь идет о таком проекте, одной видеокамерой не отделаешься. Тут не на какую-то магнитную ленту нужно записывать, а именно снимать! На настоящую 35-миллиметровую пленочку! Малкольм души не чает в своем «Арифлексе» — пленочной камере. Считает ее незаменимой. И он прав. Вот заснимем, потом неэкспонированную пленочку уложим в холодильничек, а когда вернемся домой — проявим первый оригинал. А его уже и оцифровать можно, перегнать на DVD или там на VHS. Или просто в кино показать. Хотя у нас есть и видеокамера. Вон там, видишь серебристый ящичек? Рядом с кинокамерой? Мы и на нее снимаем. Все, что за день на пленку накрутили. Для контроля. Если там какая-нибудь накладка случится, например, по недосмотру микрофон в кадре повиснет, на следующий день переснимаем. А если уж сразу все откажет, на такой случай у Малкольма есть крохотуля — цифровой «Кэнон», с которым он никогда не расстается. Наверняка даже спать с ним ложится.

Нет, Ирэн ни чуточки не преувеличила. Этот тип и в самом деле помешан на кино. Ханна всегда считала тех, кто обожал технику, слегка чокнутыми. И все же этот длинноногий мальчишка ей определенно импонировал. Он в отличие от остальных пока что не успел пресытиться кочевой жизнью в съемочной группе. И готов был всем и вся восхищаться. Ханна исподволь разглядывала Патрика.

— Именно в такой местности, как эта, подготовка к съемке занимает кучу времени. Тебе известно, что в солнечный день требуется больше юпитеров, чем в пасмурный? Дело в том, что солнечный свет создает контрасты, и для их смягчения необходимо устанавливать дополнительные источники света или рефлекторы. В противном случае на экране теневые участки выйдут чернющими, как смола. Вспомни о «Лоуренсе Аравийском» и представь себе эти съемки. Сверху палит солнце, а по бокам еще и жар от юпитеров. Для актера это пострашнее триатлона. Звук тоже представляет сложность. Чтобы очистить его от эха, нужно быть воистину гением. Впрочем, если за дело берется Альберт, то у него и концерт в соборе Святого Петра будет звучать так, будто записан в студии. Естественно, если поступит такое указание. Но я говорю и говорю, а о самом главном позабыл. — Патрик взглянул на Ханну и чуть ли не заискивающе улыбнулся. — Хочу поблагодарить тебя. Если бы не ты, не видеть нам этого места вовек. А место на самом деле особенное.

Ханна умоляюще воздела руки кверху:

— Нет уж, нет уж! Это ты должен благодарить своих работодателей из Национального географического общества. Честно говоря, мои заслуги скромны до чрезвычайности.

— Нашла все это ты, а не кто-нибудь. Не найди ты этого места, и мы бы сюда не приехали. К тому же у меня такое чувство, что главные открытия еще впереди.

— Почему ты так считаешь?

Ханна невольно вздрогнула. Оказывается, не только ей приходят в голову подобные мысли.

— Все дело в особой атмосфере. Здесь ощущается какая-то напряженность. — Патрик затянулся сигаретой. — Над этой долиной словно нависла тайна. Могу спорить, наши поиски здесь не завершатся. Взять хотя бы Криса. Он ведь уходит из расщелины, только чтобы поесть, выпить и поспать. Последние два дня он буквально не расстается со скульптурой. Все корпит и корпит над надписями. Он не сильно обо всем распространяется, но я чувствую, он на что-то набрел. Вон Малкольм уже сигналит — Ирэн готова. Мне пора. И тебе, кстати, тоже. — Патрик ободряюще выставил большой палец руки вверх. — Удачи тебе!

Ханна дошла до обозначенной линии, где ее дожидалась Ирэн.

— Вот и наступил момент истины. Надеюсь, ты всех очаруешь. У тебя такой замечательный загар. Золотистый. Прямо завидки берут. А на мне с десяток фунтов штукатурки.

Ханна тяжело вздохнула:

— А я завидую твоей выдержке. Ты привыкла к съемкам за все эти годы.

Подойдя к Ханне, Малкольм ткнул ей под нос экспонометр, держа в другой руке сандвич.

— Слова не забыла? — буркнул он.

— Я вчера целый день зубрила их. Но если придется еще хоть минуту подождать, все из головы вылетит.

— Волнуешься?

— Еще как! Может, все-таки начнете, а?

Малкольм, ухмыльнувшись, проследовал к камере, на ходу вытирая руки о штаны.

— Ладно-ладно, так уж и быть — начинаем. Но помни одно: никакой скованности и в камеру не смотри. Расслабься и представь себе что-нибудь хорошее. Если собьешься, что ж, переснимем, да и только. — Он поднял руку: — Внимание! Звук!

— Есть звук! — доложил Альберт. Он уже надел наушники.

Малкольм кивнул:

— Камера! Хлопушка!

Патрик выставил перед объективом старомодную хлопушку и хлопнул ею.

— «Духи пустыни». Часть первая. Мотор!

Наступила ночь, а с ней пришли и специфические ночные звуки. Стрекот цикад, жалобное уханье сов. Ханна зажгла газовую лампу, чтобы в ее мертвенно-белом, холодном свете подправить наброски, подготовленные к предстоящему докладу. В ее распоряжении уже имелось около восьмидесяти эскизов наскальных изображений, часть в карандаше, часть в акварели. Рисунки не только легче каталогизировать, чем фотоснимки, они позволяют куда лучше выделить существенные детали, а иногда и дополнить отсутствующие на рисунках элементы. Кроме того, Ханне всегда нравилось рисовать. Однажды она даже попыталась воспроизвести увиденное, воспользовавшись теми же средствами изображения, что и первобытные художники. Впрочем, попытка с треском провалилась — ей так и не удалось подобрать подходящий цвет. К тому же на работу уходило страшно много времени, да еще вскоре выяснилось, что такими красками на бумаге вообще работать нельзя.

Ханна привычно расцвечивала акварелью эскиз, изображавший охотника, метающего копье. Четверть часа спустя все было готово. Между тем свет лампы ослаб настолько, что она отложила кисть, оставив нюансы на завтрашний день. Пламя разложенного Абду костра отбрасывало на скалы причудливые тени. До праздничного ужина оставалось совсем немного, и от витавшего в воздухе аромата пряностей Ханне нестерпимо захотелось есть. Альберт на саксофоне выводил какой-то меланхоличный блюз из репертуара Майлса Дэвиса. Ханна целую вечность не слышала этой вещи. Опустившись на складной стульчик, она чуть прикрутила газ в лампе и стала смотреть, как Абду поджаривает на огне цыпленка. Минувший день выдался просто сумасшедший. Торжество решили посвятить Ханне. И в знак признательности за ее находку, и в честь дебюта перед камерой. Как ей было сказано, такова традиция, а против традиции, как известно, не пойдешь. При мысли о том, что десятки людей, коллег и знакомых увидят ее по телевизору, Ханне стало страшно. Оставалось лишь надеяться, что и звуковых дел мастер, и кинооператор сделают все, чтобы зрители не заметили ее растерянности. Ну а если нет, тогда наступит катастрофа.