Мичман Хорнблауэр - Сесил Скотт Форестер Страница 10

— Простите, сэр, но нам понадобятся гардели, чтобы снова подвесить этот рей.

— Очень хорошо.

— У нас рук не хватает, сэр. Можно мне нескольких мусью взять?

— Если вы с ними управитесь. И если кто-нибудь из них достаточно трезв.

— Небось управлюсь, сэр. Что с трезвыми, что с пьяными.

— Очень хорошо. Приступайте.

Тут-то Хорнблауэр с горьким отвращением к себе вспомнил, что порох в его пистолете наверняка отсырел. Какой позор хвататься за пистолет, не перезаряженный после кульбита в маленькой лодке! Пока Мэтьюз шел на нос, Хорнблауэр опрометью бросился вниз. В капитанской каюте он видел ящик с пистолетами, фляжку с порохом и мешочек пуль. Он зарядил оба пистолета, а в свой заново насыпал пороху на полку, как раз к тому времени, когда из носовой каюты, подталкивая французов, появились матросы. Хорнблауэр расположился на полуюте, широко расставил ноги, сложил руки за спиной и попытался принять уверенный и независимый вид. После часа тяжелой работы гардели приняли вес рея и паруса. Рей был подвешен, парус поставлен.

Когда работа приближалась к концу, Хорнблауэр очнулся и вспомнил, что сейчас надо будет указывать курс. Он снова бросился вниз, достал карты, измерители и параллельную линейку. Из кармана он извлек мятый клочок бумаги с координатами, который так небрежно сунул в карман в преддверии более неотложной задачи — перебраться с «Неустанного» в тендер. Хорнблауэр с огорчением подумал, как непочтительно обошелся тогда с этим клочком бумаги. Он начал осознавать, что хотя флотская жизнь и представляется переходом из крайности в крайность, на самом деле она — одна сплошная крайность, так что, даже разбираясь с одной чрезвычайной ситуацией, нужно продумывать, как поступить в следующей. Он склонился над картой, рассчитывая местоположение и прокладывая курс. Ему стало неуютно при мысли, что это не упражнение под ободряющим руководством мистера Сомса, а вопрос его жизни и репутации. Он проверил выкладки, выбрал курс и записал на бумажке, чтобы не забыть.

Так что когда фор-марса-рей подвесили на место, пленных загнали в носовую каюту и Мэтьюз вопросительно посмотрел на Хорнблауэра, ожидая дальнейших приказаний, тот был готов их отдать.

— Мы пойдем на фордевинд, — сказал он. — Мэтьюз, поставьте кого-нибудь к рулю.

Сам он встал к брасам. Ветер был умеренный, и Хорнблауэр чувствовал, что под этими парусами его люди смогут вести корабль.

— Какой курс, сэр? — спросил рулевой.

Хорнблауэр полез в карман за листком бумаги.

— Норд-ост-тень-норд, — прочел он.

— Есть норд-ост-тень-норд, сэр, — отвечал рулевой, и «Мари Галант» устремилась к Англии.

Спускалась ночь, и по всему горизонту не было видно ни одного корабля. Хорнблауэр знал, что они сразу за горизонтом, но мысль эта не скрашивала его одиночества. Столько надо делать, столько помнить, и вся ответственность ложится на его неокрепшие плечи. Пленных надо задраить в носовой каюте, поставить вахту, даже простая задача найти кремень и огниво, чтобы зажечь нактоузный фонарь, требовала внимания. Поставить на носу впередсмотрящего — пусть заодно приглядывает за пленными; другой матрос у руля. Двое пусть поспят, сколько смогут — ставить и убирать любой парус придется авралом. Скудный ужин — вода из бачка и сухари из кладовой. Постоянно следить за погодой. Хорнблауэр в темноте мерил шагами палубу.

— А вы почему не спите, сэр? — спросил рулевой.

— Я лягу позже, Хантер, — отвечал Хорнблауэр, стараясь не подать виду, что это просто не пришло ему в голову.

Он понимал, что совет разумный, и попытался ему последовать. Спустившись в каюту, Хорнблауэр бросился на капитанскую койку, но заснуть, конечно, не смог. Когда впередсмотрящий заорал в люк, чтобы двое других матросов (они спали в соседней каюте) сменили первых на вахте, он не удержался, встал и вышел на палубу посмотреть, все ли в порядке. Убедившись, что на Мэтьюза можно положиться, Хорнблауэр заставил себя вернуться вниз, но не успел лечь, как новая мысль бросила его в дрожь. Все самодовольство улетучилось, сменившись крайней озабоченностью. Он бросился на палубу и направился к Мэтьюзу, сидевшему на корточках у недгедсов.

— Ничего не сделано, чтобы проверить, не набирает ли корабль воды. — Он быстро подбирал слова, чтобы не обвинить Мэтьюза и одновременно, в целях поддержания дисциплины, не брать вину на себя.

— Верно, сэр, — отвечал Мэтьюз.

— Одно из ядер с «Неустанного» попало в бриг, — продолжал Хорнблауэр. — Насколько оно повредило судно?

— Точно не знаю, сэр, — отвечал Мэтьюз. — Я был тогда на тендере.

— Надо будет посмотреть, как только рассветет, — сказал Хорнблауэр. — А сейчас хорошо бы замерить уровень воды в льяле.

Сказано было смело. В течение краткого обучения на «Неустанном» Хорнблауэр узнал обо всем понемногу, поработав по очереди с начальником каждого подразделения. Однажды он вместе с плотником замерял высоту воды в льяле — вопрос, сможет ли он найти его на чужом корабле.

— Есть, сэр, — без колебаний отвечал Мэтьюз и зашагал к кормовой помпе. — Вам понадобится свет, сэр. Я сейчас принесу.

Он принес фонарь и осветил лотлинь, висевший возле помпы, так что Хорнблауэр сразу его признал. Сняв лотлинь, Хорнблауэр вставил тяжелый трехфутовый стержень в отверстие льяла и вовремя вспомнил вынуть его и убедиться, что он сухой. Потом спустил линь, вытравливая понемногу, пока стержень не стукнул о дно корабля. Он вытащил линь, Мэтьюз приподнял фонарь. Хорнблауэр с замиранием сердца поднес к свету стержень.

— Ни капли, сэр, — сказал Мэтьюз. — Сухой, как вчерашняя кружка.

Хорнблауэр был приятно удивлен. Всякий корабль немного да течет — даже на «Неустанном» помпы работали ежедневно. Он не знал, следует ли считать эту сухость явлением удивительным или из ряда вон выходящим. Ему хотелось выглядеть многозначительным и непроницаемым.

— Гм, — само пришло нужное слово. — Очень хорошо, Мэтьюз. Сверните линь обратно.

Мысль, что «Мари Галант» не набирает воды, помогла бы ему заснуть, если бы ветер резко не переменился и не усилился сразу же по его возвращении в каюту. Неприятные новости принес забарабанивший в дверь Мэтьюз.

— Мы не сможем держать этот курс, сэр, — заключил он свой рассказ. — И ветер становится порывистым.

— Очень хорошо, сейчас поднимусь. Свистать всех наверх, — сказал Хорнблауэр с резкостью, которую можно было бы объяснить внезапным пробуждением, если бы она не была попыткой скрыть внутреннее волнение.

С такой маленькой командой Хорнблауэр не решался и в малой мере позволить погоде застать себя врасплох. Он вскоре убедился, что все надо делать загодя. Ему пришлось встать к штурвалу, пока четыре матроса взяли рифы на марселях и все надежно принайтовили. Это заняло полночи, и к концу работы стало окончательно ясно, что ветер дует с севера и «Мари Галант» не может больше идти курсом норд-норд-ост. Хорнблауэр оставил штурвал и спустился к картам. Те лишь подтвердили его пессимистические расчеты: этим галсом они не пройдут Уэссан на ветре. При такой нехватке матросов он не мог идти вперед в надежде, что ветер переменится: все, что он читал и слышал, предупреждало об опасности подветренного берега. Оставалось поворачивать. С тяжелым сердцем он вернулся на палубу.