Сальватор. Том 2 - Александр Дюма Страница 10

– Верно. Лафонтен и Бернарден де Сен-Пьер – мои любимцы.

– Вы найдете там помимо этих авторов еще современные романы и довольно приличную коллекцию путевых заметок.

– Ты говоришь как раз о тех двух видах литературы, которые я терпеть не могу.

– Почему?

– Что касается путешествий, я поездил по свету и прихожу в бешенство, когда вижу, какие сказки нам рассказывают путешественники. А романы, дорогой друг, я глубоко презираю, как и их сочинителей.

– Почему?

– Я отчасти наблюдатель и заметил, что никогда воображение не заходит так же далеко, как реальная жизнь. Читать выдумки, менее интересные, чем разворачивающиеся на наших глазах события?! Заявляю со всей решительностью, что это занятие не стоит нашего труда и что я не намерен гробить свое время на подобные глупости. Философия, дорогой крестник, – с удовольствием! Платон, Эпиктет, Сократ – из древних; Мальбранш, Монтень, Декарт, Кант, Спиноза – из нынешних. Вот мое любимое чтение.

– Дорогой крестный! – рассмеялся Петрус. – Признаюсь, я много слышал о ваших любимцах, но сам читал лишь Платона, Сократа и Монтеня. Но у меня есть знакомый книгоиздатель, который покупает пьесы у моего друга Жана Робера, а мне продает «Оды и баллады» Гюго, «Размышления» Ламартина и «Поэмы» Альфреда де Виньи. Я загляну к нему по дороге и передам, чтобы он прислал вам философские труды. Сам я их читать не стану больше, чем сейчас, но закажу для них красивые переплеты, чтобы их имена сияли в библиотеке, словно звезды в тумане.

– Ступай, мальчик мой! Да передай от меня десять ливров посыльному, чтобы он разрезал страницы. У меня нервы не выдерживают, когда приходится этим заниматься.

Петрус в последний раз пожал крестному руку и поспешил из дому.

Крестный Пьер стоял не двигаясь и прислушивался до тех пор, пока до его слуха не донесся стук колес удалявшейся кареты.

Наконец он встал, покачал головой, сунул руки в карманы и перешел, напевая, из спальни в мастерскую.

Там он, как истинный ценитель, долго и тщательно осматривал каждую вещь.

Он отпер все ящики старинного секретера в стиле Людовика XV и проверил, нет ли в них двойного дна.

Комод розового дерева подвергся столь же тщательному осмотру. Похоже, капитан был особенно ловок в такого рода делах. Он надавил на комод или, вернее, потрогал его каким-то особым образом снизу, и вдруг сам собой выдвинулся невидимый ящичек. По всей видимости, ни торговец, продавший комод Петрусу, ни сам молодой человек не подозревали о существовании этого потайного ящичка.

В нем хранились бумаги и письма.

Бумаги представляли собой свернутые в трубку ассигнации.

Всего их оказалось на сумму примерно в полмиллиона франков и тянули на полтора ливра по четыре су.

Письма были политической корреспонденцией и датированы 1793 – 1798 годами.

Вероятно, капитан с презрением относился к бумагам и письмам периода Революции. Убедившись в том, что перед ним именно такие бумаги и письма, он ловко пихнул ногой ящик, и тот захлопнулся, чтобы снова показать свои внутренности не раньше чем лет через тридцать, как и произошло только что.

Но особое внимание капитан уделил сундуку, в котором Петрус держал письма Регины.

Как мы уже сказали, письма эти хранились в небольшом металлическом ларце прекрасной работы времен Людовика XIII.

Ларец был вделан в сундук и не вынимался – хорошая мера предосторожности на тот случай, если бы какого-нибудь любителя соблазнил этот образец слесарного искусства.

Капитан, без сомнения, был ценителем такого рода редких вещиц. Он попытался вынуть ларец – несомненно, чтобы поднести его к свету, – но убедился в том, что тот не вынимается, и осмотрел различные его части, а особенно тщательно – замок.

Сундук занимал его до тех пор, пока он не услышал, что карета Петруса остановилась перед домом.

Капитан поспешно захлопнул сундук, схватил первую попавшуюся книгу и бросился на козетку.

Петрус вошел в прекрасном расположении духа: он только что частично расплатился со своими поставщиками; и каждый из них был тронут тем, что господин виконт Эрбель потрудился лично привезти ему деньги, за которыми кредитор и сам был готов явиться к господину виконту, в слове которого, кстати сказать, никто не сомневался.

Кто-то из них заикнулся о предстоявшей распродаже, но Петрус, слегка покраснев, отвечал, что это ошибка: ему вздумалось было обновить мебель, но при мысли, что для этого придется проститься со старой, он передумал и раскаялся в своем намерении.

Собеседник восхитился добрым сердцем господина виконта и предложил свои услуги на тот случай, если тот все-таки решит обновить свою обстановку.

Петрус привез обратно около трех тысяч франков и получил новый кредит на пять месяцев.

Ну, уж за пять месяцев он заработает сорок тысяч франков!

Восхитительное всемогущество денег!

Благодаря пачке банкнот, которую видели у Петруса в руках, он мог теперь накупить мебели тысяч на сто и получить кредит – хоть на три года! А с пустыми руками он не сумел бы добиться и двухнедельной отсрочки на уплату мебели, которую уже купил.

Молодой человек протянул капитану обе руки; его сердце было переполнено радостью, и последние угрызения совести улеглись.

Капитан, казалось, с трудом оторвался от книги и на восторженные слова крестника только и сказал:

– В котором часу ты завтракаешь?

– Да когда пожелаете, дорогой крестный, – отвечал тот.

– Тогда идем завтракать! – предложил Пьер Берто.

Но прежде Петрус хотел кое-что узнать. На звонок вошел Жан.

Петрус обменялся с ним многозначительным взглядом, и тот утвердительно кивнул.

– Что же? – спросил Петрус.

Лакей указал глазами на моряка.

– Давай, давай! – поторопил его Петрус.

Жан подошел к хозяину и из небольшого бумажника русской кожи, будто предназначенного для этого дела, достал небольшое кокетливо сложенное письмецо.

Петрус выхватил его у лакея, распечатал и пробежал глазами.

Потом вынул из кармана похожий бумажник, взял оттуда письмо, полученное, очевидно, накануне, заменил его только что прочитанным. Петрус подошел к сундуку, отпер небольшим ключиком, который носил на шее, железный ларец, торопливо поцеловал письмо и уронил его в потайное место.

Затем снова тщательно запер ларец, обернулся к пристально следившему за ним капитану и сказал:

– Теперь, если хотите, можно и позавтракать, крестный…

– Еще бы не хотеть! Уже десять часов!

– В таком случае коляска внизу, и теперь я приглашаю вас на студенческий завтрак в кафе «Одеон».