Красный оазис - Рене де Пон-Жест Страница 10

Третья часть зала и хоры предназначались для публики, так что всякий желающий мог видеть детали ужасного зрелища, такого обычного в китайском уголовном суде.

По знаку Минга стража распахнула обе створки входных дверей, за которыми толпа давно ревела от нетерпения, — и публика хлынула в зал таким бешеным, таким бурным потоком, что солдатам пришлось прибегнуть к оружию.

Уж более двенадцати лет ни одно дело не привлекало такого внимания, и Минг напрасно старался припомнить процесс, вызвавший столько толков и такой наплыв публики.

Во-первых, отец убитого был одним из крупнейших негоциантов Кантона; во-вторых, в убийстве обвиняли женщину. И всякому было интересно, сознается ли она в преступлении и как перенесет пытку.

Но весь этот шум, гомон и топот, казалось, не производил на Лиу-Сиу никакого впечатления. Она молча сидела на скамеечке, указанной ей палачом, и со связанными руками и арканом на шее мысленно призывала смерть, потому что одна лишь смерть могла избавить ее от пыток и позора.

Призвав публику к порядку и добившись относительной тишины, Минг обратился к Лиу-Сиу, но должен был дважды повторить свой вопрос, пока она сообразила, в чем дело.

— Вы обвиняетесь, — сказал председатель, — в том, что убили мужа в первую брачную ночь. Признаете ли вы себя виновной в этом преступлении?

— Я уже говорила, — тихо ответила Лиу-Сиу, — что я ни в чем не виновата. Я ничего не знаю по этому делу. Клянусь всем, что мне дорого на свете.

— Благородный Линг Тиэн-ло, — продолжал председатель, — изложите суду все, что вам известно по данному делу.

Отец убитого сидел на эстраде, возле судей. Он встал, отвесил суду земной поклон и, послав невестке страшное проклятие, стал подробно рассказывать об убийстве своего дорогого и единственного сына Линг Та-ланга.

Начал он со встречи с И-Тэ в пагоде Ми, рассказал всю их беседу, сватовство, затем о том, как нашли тело новобрачного, а под ним веер астронома; о страшном беспорядке в брачном покое и об отпечатке окровавленной мужской руки на одной из подушек постели. Наконец, рассказал он и о краже драгоценностей, подаренных сыном невесте, которую он прямо обвинял в давно задуманном преступлении при помощи приготовленного яда и кинжала.

Этот страстный и жуткий рассказ, часто прерываемый рыданиями, боль и негодование, звучавшие в его голосе, и убежденная сила обвинения нашли ответ. Крик негодования и злобы покрыл его последние слова.

— Вы слышали, в чем вас обвиняют? — снова обратился к Лиу-Сиу председатель, когда публика немного успокоилась. — Сознайтесь прямо в своем преступлении и назовите своих сообщников.

— Я ничего не знаю, — пролепетала она. Председатель протянул руку к стоящему на столе ящичку, взял одну из дощечек и бросил ее на ступеньки эстрады. Палач поднял ее, прочел надпись, сделал помощнику знак и подошел к обвиняемой.

Помощник принес небольшой железный столик и приказал Лиу-Сиу протянуть руки. Несчастная повиновалась и тотчас почувствовала, что руки ее зажаты в тиски, придавившие к столу ладони, а между пальцами просунулись тонкие подвижные лезвия.

— Сознаетесь ли вы в своем преступлении? — в третий раз повторил председатель.

Оцепенев от ужаса, Лиу-Сиу даже не поняла вопроса. Она закрыла глаза и опустила голову. Как вдруг дикий крик боли вырвался из ее груди. Это палач вогнал клинья между пальцами левой руки. Кости хрустнули под невыносимым давлением, и из-под розовых ногтей брызнула кровь.

— Сознаетесь ли вы в своем преступлении? — отчеканил снова председатель.

Лиу-Сиу ничего не слышала. Она не отводила глаз от своей расплющенной руки. Минг сделал знак — и присутствующие снова услыхали хруст, на который затихшая толпа ответила ревом кровожадного восторга. Это треснули кости правой руки.

Но Лиу-Сиу не стонала: глубокий обморок избавил ее от мучений. Присутствующий в заседании врач подошел к подсудимой и влил ей в горло возбуждающий напиток, от которого она скоро очнулась для новых, еще более жестоких страданий, потому что к пытке физической присоединилось глубокое душевное терзание.

Первый взгляд ее упал на носилки, на которых двое солдат притащили искалеченного пыткой И-Тэ.

Арестованный в день нахождения трупа молодой ученый откровенно рассказал суду о своем случайном знакомстве с Линг Тиэн-ло в пагоде Ми, признался он и в своей чистой любви к Лиу-Сиу и в том, что был на свадьбе в ночь убийства новобрачного. Но за то, что он категорически отрицал свое участие в преступлении, его подвергли жестокой пытке, и он лежал перед судом с перебитыми бедрами и суставами.

Лиу-Сиу забыла о своих страданиях. Она помнила только, что она одна — причина его страданий. Крик ужаса невольно вырвался из ее уст. И И-Тэ узнал ее голос. Он обернулся к ней, и они обменялись долгим взглядом, в котором каждый почерпнул новые силы.

Теперь жадное любопытство толпы было обращено на молодого ученого. Защищал И-Тэ его коллега, жрец пагоды Ми, потому что в Китае нет профессиональных защитников, и всякий друг обвиняемого может выступить в его защиту.

Но на этот раз никто не слушал защитника. Для суда и публики преступление было бесспорным и очевидным. Напрасно говорил он об их непорочной юности, о том, что они были поставлены в такие условия, что не могли даже ни сговориться, ни подготовиться к преступлению. Напрасно ссылался он на показания служанок, которые сами раздели новобрачную и ушли, впустив к ней супруга. Напрасно взывал он к милосердию судей — приговор был уже предрешен.

Видно было, что судьи из приличия сдерживают свое нетерпение и ждут не дождутся конца защиты.

Как только оратор умолк, Минг заговорил снова. На этот раз он обратился к И-Тэ.

— Суд выслушал, — сказал он, — все, что может быть сказано в защиту подсудимых. Но никто не может поколебать наше убеждение. Для суда вы такой же несомненный преступник, как и ваша сообщница. Но все же закон предписывает мне до произнесения приговора добиться от вас добровольного признания. Не пожелаете ли вы, наконец, изложить суду, как вы завлекли убитого в западню, из которой он уже не вышел?

— Я так же невиновен, как и Лиу-Сиу, — ответил племянник мадам Лиу, бросая долгий взгляд на подругу по несчастью. — Клянусь памятью предков, что я его не убивал.

— Не прибавляйте богохульства ко всем своим преступлениям, — строго перебил председатель. — Раз вы отказываетесь отвечать, посмотрим, устоит ли ваше тело перед пыткой так же, как ваша душа перед раскаянием. Да будет то, что предписывает нам закон.

Палач быстро подошел к носилкам и обхватил лоб И-Тэ металлическим обручем, сжимающимся при помощи особого винта.

Внимание публики было так напряжено, что глубокая тишина воцарилась в зале. Казалось, что она боится пропустить мельчайший жест палача, мельчайшую подробность разыгрывающейся пред нею кровавой драмы.

Лиу-Сиу глядела на И-Тэ как обезумевшая. Она ждала чего-то ужасного, но напрасно силилась понять, чего именно.