Самозванец - Сергей Шхиян Страница 10

— Что слышал, — небрежно ответил я.

— Тебе что, больше всех надо? — угрожающе спросил он.

— Вот именно.

— Может, они сами хотят! Вон, какие кобылы! — сбавил он обороты, пытаясь все обратить в шутку. Но я на миролюбивый тон не повелся:

— Мне все равно, кто что хочет! Я тебя предупредил!

Стрелец пожевал губы и посмотрел исподтишка, пронзительно и грозно, но, понимая, что сила не у него, дальше выступать не решился, завершил разговор примирительно:

— Ладно тебе, что, слово сказать нельзя!

— Нельзя.

На этом инцидент завершился, но по косым взглядам воинов я понимал, что ненадолго. Теперь, когда в нашем стане вновь воцарился мир, нужно было подумать, как попасть в имение воеводы, забрать оттуда свою казну.

Без денег в любые времена живется несладко а у меня после расчета со странным ездовым, который привез нас в это село, в кармане осталось всего несколько медных московок.

Сначала я хотел отправить в имение Ваню, но побоялся за его безопасность. Пока в государстве царило безвластие, на дорогах творилось невесть что. Решил пойти сам, благо до имения было всего версты четыре. Мой оруженосец такому раскладу обрадовался. Оставлять без своей могучей защиты прекрасную поповну ему очень не хотелось.

— Мне нужно отойти, но я скоро вернусь, — с нажимом на последние слова сообщил я стрельцам, дабы у них не появились какие-нибудь гнусные помыслы.

— Нам-то что, — нейтрально сказал Николай. Он уже вполне оклемался и сидел на лавке, по-турецки подогнув под себя босые ноги с желтыми ступнями.

— Это я к тому, что бы вы не баловали.

— Очень нужно, — обиженно сказал десятник, — я думал ты мужик, а ты…

Что он обо мне думает, знать было совершенно неинтересно, потому я повернулся и вышел из комнаты.

— Присматривай за ними, — сказал я Ване, который вышел меня проводить.

— А то! — самоуверенно воскликнул он. — Я им, если что!

Мы простились, и я отправился в имение. День стоял по-летнему жаркий, облаков на небе почти не было, и я в теплой одежде и кольчуге скоро совсем запарился. Округа словно вымерла; ни крестьян в полях, ни путников на дороге. Мирную картину дополнял птичий гомон. Даже когда я подошел к таинственному лесу, в котором остались убитые стрельцы, никакой тревоги не почувствовал. Единственно, что сделал, пошел по середине дороги, подальше от густого кустарника на обочинах.

Предчувствие не подвело, никаких осложнений не последовало. В лесу было тихо, никто на меня не нападал, и я вскоре вышел к знакомому полю и через полчаса дошел до имения. Там все было так же, как и в предыдущие дни, как будто ничего не произошло, и меня не арестовывали. Холопы, пользуясь отсутствием господ, лениво слонялись по двору, судачили кучками в доме. Шесть человек дворни, включая управляющего, пристроившись в тени барской избы, играли в зернь, азартную игру, запрещенную повсеместно, тем не менее процветавшую и очень популярную. Я подошел, но никто не поздоровался. Видимо, арест так снизил мой статус, что я перестал быть хозяйским гостем. Сам управляющий лишь мельком взглянул на меня и демонстративно отвернулся, не желая отвлекаться от захватывающего развлечения. Я стоял, надеясь, что меня все-таки заметят. Наконец управляющий соизволил увидеть нежданного гостя.

— Хочешь поиграть? — осклабившись редкозубым ртом, спросил он меня, меча кости.

— Нет, не хочу, — сердито ответил я и пошёл своей дорогой.

— Смотри, пожалеешь, — крикнул он вслед.

В моей каморе все было, как вчера утром, не хватало только одежды, денег и прочего имущества. Ничего другого не оставалось, как вновь идти к управляющему.

— А, что я говорил, надумал! — радостно приветствовал он мое возвращение.

— Где мои вещи? — спросил я.

— Какие вещи? — рассеянно удивился он, азартно бросил кости и от полноты чувств хлопнул себя по колену. — Не хочешь играть, так не мешай!

Невинность была полнейшая. Как говорится: не пойман — не вор, хотя вор и был в наличии.

— У меня украли вещи и деньги, — сообщил я. Наконец он удостоил меня мимолетным вниманием:

— Какие еще деньги? А я-то здесь при чем?

— При том, — ответил я, стараясь не превратиться в нудного просителя. — Разберись, кто украл, и все верни.

— Я ничего не знаю, может быть, у тебя ничего и не было! Так каждый скажет, что у него что-то пропало, а я за все отвечай! — возмущенно воскликнул он, апеллируя к игрокам. Те дружно заулыбались, подыгрывая начальству.

Я понял, что доказывать, обращаться к совести совершенно бесполезно. Нужно было предпринимать что-то радикальное.

— Значит, о моих деньгах ты ничего не знаешь?

— А что я должен знать?! Ты смотри, говори, да не заговаривайся! Ишь, какой умный нашелся!

Пока он не начал наглеть, у меня еще оставались сомнения в его участии в краже, теперь их больше не было. Нападение в этом случае не оказалось лучшей защитой, скорее наоборот, показало, чья кошка сметану съела.

— Если ты немедленно не вернешь, все, что украл, — негромко сказал я, — то тебе мало не покажется!

— Что?! Что ты сказал! — грозно воскликнул он, вставая, и тотчас вслед за ним начали подниматься на ноги остальные мужики.

Я оказался перед стеной наглых, откормленных холопов и невольно отступил на шаг, чтобы не дать им себя окружить. Такая робость вдохновила, и управляющий плюнул мне под ноги.

— Иди отсюда, покуда жив, — высокомерно сказал он, кося взглядом на восхищенных такой смелостью товарищей.

Последние два дня были для меня достаточно трудными, и я почувствовал, что готов сорваться. К сожалению, этого не поняли холопы. Они решили, что вполне могут покуражиться над раненым человеком, к тому же имеющим проблемы с законом.

— Ату, его ребята, — дурашливо закричал управляющий и, растопырив пятерню, полез пальцами в лицо. Остальные заржали и начали дурашливо приседать, кривляться и улюлюкать. На дармовое развлечение со всех сторон стала сбегаться дворня.

Я невольно потянул руку к эфесу. Первым порывом было вытащить саблю и порубить всю компанию. Однако я сумел совладать с собой и пошел по самому трудному бескровному пути, поймал управляющего за руку, вывернул ее так, что у него вышел плечевой сустав, а сам шутник завизжал совершенно неприличным фальцетом.

Игроки сначала дернулись выручить товарища, но я так повернул тому руку, что новый захлебывающийся от боли и страха вопль удержал их на месте.

— Говори, отдашь деньги? — спросил я его в самое ухо, продолжая гнуть к земле.

— Отдам, все отдам! — закричал он. — Отпусти, Христа ради!

Удивительно, но как только недавний герой оказался унижен, он тотчас потерял весь авторитет, и недавние товарищи смотрели на него так же презрительно, как только что на меня.