Отверженная невеста - Анатолий Ковалев Страница 10

— Змея может оказаться ядовитой! — выговаривал он принцессе. — Не стоит ее брать с собой в Париж.

— Лучинка поедет с нами! — топала ногой Майтрейи, не желая слышать возражений. А змейка в это время, обвившись вокруг ее запястья, трогательно трясла головкой, словно соглашаясь со своей маленькой хозяйкой.

— Если сделать для змеи ящик, из которого она не смогла бы выползти, — предложила Елена, — тогда Лучинка и в самом деле могла бы поехать с нами.

— Хорошо, — согласился де Гранси, — ящик я сделаю, а ты, Майтрейи, пообещай мне, что за все время пути не будешь брать змею в руки.

Девочка опустила голову. Ей доставляло такое удовольствие играть с Лучинкой, гладить ее бархатную спинку, поить молоком и кормить крохотными кусочками мяса! Змейка так привыкла к ней, так полюбила ее горячую кожу, что спала с маленькой принцессой, обвившись вокруг ее руки, и никуда не уползала. Майтрейи не могла себе представить, что в течение нескольких дней не сможет взять в руки и приласкать свою любимицу.

— Обещаю… — произнесла она наконец тихим голосом, потупив черные блестящие глаза.

Через день в Лиссабоне виконт купил этот остров на имя своей супруги виконтессы Элен де Гранси. При оформлении документов чиновник министерства спросил его:

— Какое имя присвоите острову?

— Как назовешь свой остров, дорогая? — в свою очередь поинтересовался у супруги де Гранси.

Елена, не задумываясь, ответила:

— Остров Мадлен…

Через год началось строительство. Елена отговорила виконта от средневекового замка, напомнив ему о страшном лиссабонском землетрясении.

— Тогда, может быть, выстроим копию московского дома твоих родителей? — предложил он.

Виконтесса вспомнила их восстановленный фамильный особняк, выкрашенный Белозерским в розовый цвет, и поморщилась. Нет, ей совсем не хотелось иметь копию дома ненавистного дядюшки.

— Он будет нелепо выглядеть в этом ландшафте, — произнесла она вслух. — Здесь должно быть что-то легкое и ажурное, в романском стиле.

И они пригласили архитектора-итальянца.

К тысяча восемьсот двадцать пятому году дом был полностью готов. Белоснежный и ажурный, как фата невесты, он стоял на горе, и к нему вели вырубленные в скальной породе ступеньки.

— Пока поднимешься, Богу душу отдашь! — ворчал виконт, опираясь на свою индийскую трость.

С годами он становился все более ворчливым и привередливым. Обычно он не спускался к океану, а предпочитал сидеть на террасе и читать несвежие газеты, которые ему доставляли сюда из Парижа. Виконт любил давать советы повару Жескару, как приготовить то или иное блюдо, а потом отчитывал его — непременно что-то оказывалось не так, как он хотел. Простодушный повар никогда не обижался на своего господина, не спорил с ним и кротко старался ему угодить. Однако среди прислуги завелся бунтарь. Де Гранси разыскал своего старого марсельского боцмана, с которым начинал когда-то плавать по морям и океанам. Он звал его всегда только по фамилии — Бризон. Ровесник виконта, Бризон плавал на их небольшом суденышке, осуществляя связь между материком и островом. Как все марсельцы, он в свое время приветствовал Революцию и Конвент, был сначала страстным поклонником Робеспьера, а затем Бонапарта. Когда де Гранси приглашал его на террасу выпить чашечку кофе с ромом попросту, без всяких сословных предрассудков, бывший боцман охотно соглашался. Но не проходило и пяти минут, как между стариками вспыхивал спор, сопровождавшийся яростными криками и грубой уличной бранью на марсельском арго. На «недорезанного аристократишку» и «прихвостня Капетов» Арман де Гранси отвечал не менее живописно «мерзким санкюлотом» и «фурункулом на заднице Марата»! Если бы не вмешательство виконтессы, постоянные ссоры бывших морских волков, возможно, выливались бы в драки. Но мадам Элен тотчас находила предлог услать дядюшку Бризона в Порту за какой-нибудь безделицей — мотком ниток или бутылкой масла. Однако не проходило и трех дней, как ссора забывалась и виконт снова приглашал верного боцмана на террасу выпить чашечку кофе и все начиналось сызнова. Для стариков это было скорее развлечением, чем серьезным политическим диспутом, но Елена этого не понимала и высказала как-то дядюшке Бризону:

— Неужели нельзя найти какую-нибудь более приятную тему и не задирать виконта? Ведь вы должны, наконец, понимать, какое горе постигло его во время Якобинской диктатуры!

— Ну так тем более, госпожа виконтесса, ему надо выпустить пары, сорвать на ком-нибудь зло. Если держать горе все время внутри, оно в могилу сведет, — подмигнул ей старый хитрец и добавил: — Думаете, я люблю эту шайку разбойников? — Он махнул рукой. — Прежде был дураком, а нынче вот поумнел…

Елена действительно стала замечать, что после утреннего кофе с Бризоном виконт потом целый день ходит в приподнятом настроении, словно перебил целый отряд санкюлотов.

Сама она любила сидеть в кресле на берегу океана, не прячась под зонтиком, а, напротив, подставляя лицо утреннему солнцу. Ей было решительно все равно, будут ли потом в парижских салонах насмехаться над ее смуглой, как у крестьянки, кожей, нарекут ли презрительно «креолкой». Под нежный плеск волн, едва касавшихся ног, Елене удавалось избавиться от мрачных мыслей, терзавших ее чуть ли не каждый день. Мыслей о прошлом.

Она будто бы все эти годы находилась в спячке и только здесь, на острове, начала понемногу пробуждаться. Вспоминать страшное военное время, заставившее ее пройти все семь кругов ада, было мучительно больно. Всего лишь за один год она претерпела столько невзгод, обид и унижений, что иному человеку могло бы с лихвой хватить на целую жизнь. «Неужели это все случилось со мной одной? — спрашивала себя виконтесса и тут же задавалась другим вопросом, волновавшим ее в последнее время более других: — И все мои враги до сих пор спокойно ходят по земле?»

Этот вопрос начал вдруг до такой степени сверлить ее душу, что Елена потеряла покой и сон, заметно осунулась и исхудала. Теперь ее раздражали резвые игры Майтрейи, она отрывисто отвечала на бесконечные вопросы взрослеющей девочки, порой бывала даже резка со своей подопечной. Услышав в свой адрес очередное сухое замечание или окрик, маленькая принцесса тихо отходила в сторону, с осторожным вниманием оглядываясь на старшую подругу. В мягком, кротком взгляде Майтрейи не было обиды, лишь кроткое удивление — и, встретив его, Елена первая спешила помириться. Конечно, все эти перемены не ускользнули от внимания виконта.

— Что с тобой происходит, дорогая моя? — поинтересовался он как-то, приказав слугам снести его кресло с террасы на берег и поставить напротив кресла виконтессы. — Ты начинаешь чахнуть в этом райском уголке? Тебе нездоровится?

— Отнюдь нет, дорогой виконт, — одарила она его слабой, бесцветной улыбкой. — На здоровье я не жалуюсь.

— Что же тогда?

— Не знаю, — пожимала плечами виконтесса, давая своим видом понять, что он вторгается в некую запретную зону, закрытую даже для него.