Хорт – сын викинга - Виталий Гладкий Страница 10

Вытирая лицо, Морав наконец смог приглядеться к жрицам Мокоши более обстоятельно. Девы были юными и очень красивыми, но среди них он заметил только двоих, которых знал. Они как-то незаметно исчезли из городища, и никто почему-то не стал их искать. Остальные девы, видимо, были родом из других селений русов.

Храм Мокоши стоял на рубеже, за которым начиналась чужая территория, о чем явственно напоминал высокий столб в некотором отдалении от святилища с резным изображением бога межи Чура. За межой нарушителя границы ожидала неминуемая смерть, если он появлялся там без приглашения. Чур охранял права собственности, домашний очаг, родовые и племенные владения, и нечистые силы не могли переступить их границы. Еще дальше вставала стена леса, в котором Мораву, настолько ему было известно, придется сражаться за свою жизнь, и он невольно содрогнулся, посмотрев на грозный лик Чура.

Покончив с церемонией омовения, жрицы открыли двери храма, и Морав в сопровождении Яр-Тура с трепетом вступил под его крышу. Юноша знал, что здесь он должен получить свое тайное имя, но как выглядит эта церемония, Морав понятия не имел.

Яр-Тур подошел к жертвеннику – массивному квадратному камню, на всех четырех сторонах которого была изображена Мокошь, – и проделал такую же процедуру, как и до этого у столба с домиком: бросил в священный жертвенный огонь вяленое мясо и щедро окропил его медом. Пламя на углях немного притухло, а затем вдруг взметнулось вверх голубоватыми языками, отчего помещение храма, тонущего в полумраке, осветилось, и перед опешившим Моравом появилась согбенная старуха в черных одеждах. Ее словно родил мрак, таившийся в углах храма.

Судя по бельмам, старуха была слепой; к ней тут же подбежали две девы и бережно взяли под руки. Видимо, это была главная жрица Мокоши, ведунья.

– Лишний должен уйти! – проскрипела она хриплым голосом. – А ты, – обратилась она к Мораву, будто была зрячей, – подойди ближе.

Яр-Тур беспрекословно повиновался; оставив у жертвенного камня мешок, где, как было известно Мораву, лежали все их запасы, он вышел из храма. Выходит, что вяленое мясо и мед предназначался жрицам, мельком подумал юноша и, сделав два шага вперед, подошел к главной жрице.

Она приказала ему стать лицом к священному огню, а затем трижды окропила родниковой водой лицо Морава, чело и темя, приговаривая:

– Яко тоя вода чиста, тако будет чисто лице; яко тоя вода чиста, тако будут чисты мысли; яко тоя вода чиста, тако будет чисто имя!

Затем одна из жриц отрезала прядь волос Морава и отдала их ведунье. Главная жрица положила волосы в огонь, девы окружили их плотным кольцом, как бы ограждая от чужих взоров, и начались молитвенные песнопения, в которых Морав разобрал лишь имя Мокоши, а ведунья принялась ощупывать его лицо своими длинными заскорузлыми пальцами. Сначала эти прикосновения были ему неприятны, но вот Мораву начало казаться, что огрубевшая кожа рук старухи стала шелковистой, а из кончиков пальцев заструилась неведомая сила, которая пробила череп и жалящим потоком хлынула в голову. Юноша даже застонал от боли, но она длилась недолго. На смену ей пришло умиротворение и спокойствие.

Вдруг лицо ведуньи исказилось, она отдернула руки и отшатнулась от Морава, да так резко, что едва не упала. Хорошо ее вовремя подхватили под руки.

– Хорт! ^[22] – прокаркала она изменившимся голосом. – Имя ему Хорт! Волкодлак!

– Ах! – дружно воскликнули девы и в страхе отступили от Морава.

Юноша с недоумением воззрился на ведунью. Хорт… Это его тайное имя, и оно названо. Но почему Хорт? Постепенно до него начал доходить смысл сказанного. Хорт! Отверженный! Волкодлак! Оборотень! Морав заледенел.

О боги, за что ему такая кара! Чем он мог перед ними так сильно провиниться?! Теперь ему уже никогда не стать волхвом-целителем. Человек-волк не в состоянии нести добро, его предназначение убивать, а не исцелять. Одно дело – быть членом «волчьего» братства, боевой дружины, когда молодые «волки» недолгое время блуждают по лесам в поисках приключений, а другое – стать волкодлаком, которым матери пугают детей.

Будучи в «волчьей дружине», он мог умыкнуть невесту и жениться, но теперь ему будет запрещено заводить семью. Разве что в каком-нибудь другом племени, в чужой стороне, где его не знают. Кроме того, после походов и боев, в которых они доказывали свою силу и мужество, члены «волчьего» братства проходили обряд возвращения в свою общину, с помощью волхвов превращаясь в обычных людей. А ему этот путь заказан.

– Ты должен уйти в лес и добыть шкуру белого волка, – немного опомнившись (видимо, то, что она «прочитала» в голове юноши, потрясло ее до глубины души), продолжила ведунья. – Вернешься в храм по истечению двух лун. А теперь иди и молись Велесу. С этого дня он твой бог. А пока принеси требу.

Жрицы дали юноше горсть зерна, которое он бросил в священный огонь, и братину сурицы ^[23] для поминовения предков. Морав выпил ее одним духом, хотя братина и была достаточно вместительна. В его голове творилась невыразимая сумятица, он не соображал, что делает. И только одна мысль терзала мозг, сминая и круша все остальные: «Хорт… Хорт… О боги, я – Хорт! Оборотень! Волкодлак! За что-о?!»

Морав-Хорт вышел из храма, пошатываясь. На нем не было лица. Глядя на бледного, как смерть, юношу, Яр-Тур забеспокоился.

– Какое испытание тебе назначила ведунья? – спросил он осторожно.

О новом, тайном имени Морава он даже не заикнулся. Это было бы святотатством.

– Добыть шкуру белого волка, – глухо ответил Морав.

При этих словах побледнел уже дружинник. Он стушевался и смотрел на юношу широко открытыми глазами, в которых плескался страх – чувство, которое старый воин Яр-Тур испытывал очень редко.

Он все понял…