Фараон - Кристиан Жак

Из вещей я больше всего дорожу пеналом-палеткой с принадлежностями, какими пользуются писцы. Он всегда при мне, и каждый вечер я сам его вычищаю. Он деревянный, с одним узким углублением для каламов ^[3], перьев и кисточек и двумя чашеобразными – для прессованных чернил, красных и черных. К пеналу прилагаются ступка, в которой чернила измельчают, ковшик с водой, чтобы их развести, а еще – нож для папируса, чтобы отрезать листок подходящего размера, и моя печать.

Царская печать… И принадлежит она монарху, который двадцать два года назад взошел на трон и с тех пор ни минуты не правил. Я был еще очень мал, когда моя мать Исида, великая царская супруга фараона Тутмоса II, скончавшегося после очень недолгого правления, отвезла меня в Карнакский храм.

Эту долгую, до крайности утомившую меня церемонию я помню поминутно. Бесстрастные жрецы омыли мое тело, сменили одежду – мне предстояло принять участие в шествии, которое возглавлял верховный жрец Амона, нашего бога-покровителя. В самой середине кортежа на носилках несли изваяние этого божества.

Внезапно процессия остановилась.

Статуя Амона устремила на меня долгий взгляд, а потом поклонилась. Со всех сторон послышались восторженные клики жрецов: «Многая лета! Здоровья и благоденствия царю Египта!» ^[4] Я был уверен, что обращаются они не ко мне, но тут престарелый священнослужитель со строгим взором возложил мне на голову двойную корону, символизирующую единство Севера и Юга. Затем меня провели в Дом Жизни ^[5], чтобы там я восславил Осириса, восторжествовавшего над смертью.

Тетушка, столь же красивая, как и властная, объявила, что править страной будет она – до тех пор, пока я не смогу делать это сам. Но судьба распорядилась по-иному. Когда умерла мать, я заглушал свое горе изучением древних писаний, датируемых эпохой великих пирамид. Изречения мудрецов – я мог читать их и перечитывать бесконечно. В библиотеке Дома Жизни часы для меня пролетали незаметно. Переписывание наставлений древних стало для меня наивысшим удовольствием, а участие в религиозных ритуалах приносило неподдельную радость. Когда Хатшепсут провозгласили фараоном, у меня отлегло от сердца. Она знала всю подноготную власти, заботилась о счастье своих подданных и сумела бы сохранить богатства Двух Земель ^[6], Нижнего и Верхнего Египта. Ее принципиальность и осведомленность были всем известны… Женщина-фараон неизменно приглашала меня на официальные празднества, объясняла свои решения и просила их одобрить, хотя на деле ничуть в этом не нуждалась. А мне в такие моменты хотелось поскорее вернуться в храм, к чтению и письму. Мое имя – «сын Тота», бога-покровителя писцов и ученых – определило мой характер.

Я и думать забыл, что правление Хатшепсут когда-нибудь закончится. С увлечением вникая в тексты, раскрывающие тайны богов и вечной жизни, я не представлял, что правительница, столь уважаемая всеми, обеспечивавшая процветание целой страны, вдруг умрет.

Царица слегла внезапно. И вопреки усилиям лучших лекарей и упорству, с каким она борется за жизнь, надежды нет… Уже неделю Хатшепсут не встает с постели, текущими делами распоряжается первый министр. Ей дают болеутоляющее, чтобы она не мучилась, и роковая развязка близка.