На острие проблем - Николай Рыжков Страница 9

К примеру, возьмем те же лекарства. Человек молодой не знает этой проблемы, а все остальные просто кричат, что лекарства очень дорогие. К тому же 80 % лекарств мы покупаем за рубежом, 20 % мы производим у себя, но основу для них, как правило, мы тоже покупаем за границей. Фактически мы находимся на лекарственной игле.

Когда реализовывались четыре национальных проекта, которые курировал Дмитрий Анатольевич Медведев в качестве первого заместителя председателя правительства, я вспоминал, что такие масштабные проекты были и в советское время. Только назывались по-другому: программа освоения Сибири, программа строительства дорог Нечерноземья или программа развития Казахстана. Разрабатывая такие проекты, умные люди должны все просчитать: какое сегодня состояние отраслей, какие решения нужно принять, что должно быть в этих отраслях через пять лет, через десять лет. Например, через 10 лет мы будем независимы от поставок лекарств с Запада. Конечно, может быть, какие-то особые препараты надо будет закупать, но основную массу надо производить самим.

А возьмите те же продукты питания. Только ленивый в течение этих 20 лет не говорил, что нельзя, чтобы страну кормили из-за рубежа. Россия же не маленькая страна, которую можно гуманитарной помощью накормить. Мы будем в зависимости, а ведь самим себя обеспечить продовольствием позволяет и земля, и ее количество, и наша наука, и наш народ. Несколько лет назад Медведев в своем выступлении сказал, что мы, мол, накормим полмира.

Я, конечно, тогда подумал: надо сначала накормить себя, а потом уже – весь мир.

Минимум 40 % продовольствия мы получаем из-за рубежа. Сейчас принято решение отказаться от закупки определенных продуктов питания из Европы, США и Канады. Сразу же поднялся крик, но, насколько мне известно, сельхозпроизводители положительно оценили это решение. У нас можно выращивать почти все, но надо по-настоящему развивать хозяйство, хранение, переработку и т. д.

Очень много вопросов, которые решать можно, но, к сожалению, они плохо решаются. Поэтому в качестве первого шага, я считаю, надо четко определить, что мы будем делать сами и где мы будем интегрироваться с зарубежными странами.

Ясно, что кофе нам придется покупать всегда, пальмовое масло тоже, кокосы, бананы… Есть ряд продуктов, которые у нас не растут. Но в остальном мы обязаны накормить народ сами.

На нашей памяти другие страны решали эту проблему. Возьмите Китай. Полтора миллиарда населения, еще 20–30 лет назад там не могли прокормить людей, не хватало зерна. Или народ Индии – это очень интересная страна, с тысячелетней культурой, тесно связанная с нашими предками, арийцами – 20–30 лет назад там была сплошная беднота, страшное расслоение общества. Сегодня они провели «зеленую революцию», решили проблему голода. То есть все можно сделать, но надо четко и ясно понять последовательность шагов. Самое главное – понять, какую цель мы преследуем.

Надо выделить отрасли, какие нам надо развивать и какие, может быть, не стоит развивать. Мы живем в глобальном мире, и надо осознать, если мы где-то, например, в производстве бытовых компьютеров, сильно отстали, надо ли нам тратить силы, чтобы их производить? Есть отрасли, на которые не стоит затрачивать финансы и время, а нужно просто решить, что данный товар мы всегда будем покупать. Так весь мир делает, в этом нет ничего страшного.

Когда мы вступали в ВТО, – я тогда был еще депутатом Государственной думы, – мы задавали господину Грефу, который в то время был министром экономического развития, такой вопрос. Вот мы 16 лет вели переговоры по поводу вступления ВТО; знаем, как другие страны готовятся к вступлению в ВТО, у нас перед глазами пример Китая, который несколько раньше начал вести переговоры. Мы знаем, что параллельно в Китае проводили мероприятия, чтобы встретить условия ВТО во всеоружии, чтобы конкуренция не задавила ряд отраслей. Эта работа шла 10–20 лет. Я спросил Грефа, ведется ли такая подготовка у нас. Он ответил, что, мол, вот вступим в ВТО, там будет видно, кто погибнет, а кто выживет. Мы попытались объяснить ему, что уже испытали подобное во время шоковой терапии. Но нас опять не услышали.

Вернусь к вопросам планирования. Не потому, что я когда-то работал в Госплане СССР, и не потому, что я воспитался, начиная с завода и заканчивая постом председателя Совета министров СССР, на определенных правилах. Я знаю и сильные, и слабые стороны планового хозяйства. Некоторое количество лет я работал первым заместителем в ранге министра у Николая Константиновича Байбакова, председателя Госплана, и прекрасно видел, что в этой сфере не все благополучно.

Не нравится слово «Госплан» – назовите его как-то иначе. Но плановые начала в экономике необходимы. Я не за то, чтобы возродить советское планирование, – это не нужно. Но оставлять народное хозяйство без руля и ветрил тоже не годится. Мы должны сказать, что, допустим, угля нам нужно столько-то миллионов тонн в год, – и это будет ориентир для производителей, для тех, кто будет вкладывать деньги.

Плановые начала в экономике, кстати, существуют в Японии, во Франции, в других странах. Даже крупные корпорации, такие как «Боинг», «Дженерал моторс», они что, без плана работают? У них планирование на 15 лет вперед, это позволяет бросить конструкторские силы на самые перспективные направления.

И только недавно Россия приняла закон о принципах планирования. Это первый шаг, пусть рамочный, но в нужном направлении.

Что мы принимаем в парламенте? Трехлетний бюджет. Мне всегда казалось это неправильно, три года явно недостаточно. Наша советская практика показала, что пятилетка – оптимальный срок для планирования. Есть простор, но видны границы. Да и политическая жизнь страны меряется пятилетками – и тогда, и сейчас. На вопрос, почему используется именно трехлетний горизонт планирования, – ответа нет.

Почему не утверждаются два плана – план развития экономики нашей страны и план развития финансовой системы? В советское время всегда было два доклада. Общий доклад о планах на пятилетку делал я, на съезде Компартии. А годовые планы были отдельные: Н.К. Байбаков докладывал о развитии экономики и промышленности, а, допустим, В.Ф. Гарбузов, министр финансов, докладывал о финансах. Утверждали направления, по которым надо идти экономике, и тут же – как обеспечить финансами. Я не понимаю, какие политические мотивы могут препятствовать этому. Надо отличать политические мотивы от реальной жизни.

Мы очень талантливый народ, у нас талантливые кадры, образованное общество, хорошие инженеры, ученые с большим кругозором, и, конечно, мы достойны лучшего, чем быть «сырьевым придатком» мировой экономики.

– Как вы оцениваете современное состояние промышленности России по сравнению с советским периодом?

– Я считаю одной из бед нашей экономики падение промышленного производства. То, что создавалось перед войной, бурно развивалось в послевоенные годы, во многом потеряно. Возьмите станкостроение. Сколько мы производили станков в год? 70–80 тысяч. Сегодня мы производим единицы. Другие виды производства, допустим, химическое производство. Мы занимали 2-е место в мире, сейчас – 22-е. По промышленности мы очень сильно упали, и основная причина падения – результаты работы Гайдара и его команды, которые взяли на вооружение теорию Фридмана, где было сказано: давайте все будем делать через деньги, через финансы. А остальное рынок расставит сам по себе – что-то умрет, что-то будет жить. Эта теория привела к тому, что 10–15 лет страна не думала о производстве. Думали только о финансах, каждое утро начинается с того, сколько стоит баррель нефти, какие индексы на тех или иных биржах. Очень интересно бабушке слушать по радио, какой сегодня индекс РБК!