Измена. Знаем всех поименно! - Владимир Бушин Страница 45

О довоенных званиях и знаках различия он пишет: «На рукаве гимнастерки и шинели геометрические фигуры — треугольники для младшего командного состава, квадраты для старшего и ромбы для высшего. Квадраты в армейском обиходе стали именовать «кубарями», ромбы — «шпалами» (с. 69). Право, как с луны свалился! Не ушиб темечко?.. Ведь даже в кино или на телевидении, где он так неутомимо трудится в «Особой папке» и «Верстах», мог бы видеть, что, во-первых, указанные знаки различия были не на рукавах, а на воротниках. Собачья старость, что ли, постигла, — не отличает рукав от воротника… Во-вторых, кроме младшего, старшего и высшего комсостава существовал еще средний, и он именно (младший лейтенант, лейтенант, старший лейтенант), а вовсе не старший комсостав носил «кубари»— от одного до трех. В-третьих, ромбы, разумеется, никто, кроме полоумных, не называл «шпалами». Если не знаешь, что такое шпала, сходи в метро или на Казанский вокзал и посмотри. Среди шпал ни одного ромба не найдешь. Старший комсостав (капитан, майор, подполковник, полковник) как раз и носил «шпалы» (продолговатые прямоугольники) — от одной до четырех.

А о погонах исследователь пишет, что они были введены не в 43-м году, а на пять лет раньше, еще до Халхин-Гола. И еще: министры, в том числе военный министр, появились у нас не в 46 году, а уже в 25-м (с. 11).

Ну как же тут мне, старому солдату, не расплакаться!..

А в аннотации сказано, что автор широко использовал в книге «недавно рассекреченные документы». Интересно, когда же это рассекретили хотя бы то, что ромбы это «шпалы»? И кто посмел?

А вот как выглядит эрудиция Млечина в области воинских званий, когда он не вообще рассуждает на эту тему, а пишет о конкретном лице: «В июле 1939 года на Хапхин-Гол прибыл комкор Г. Жуков» (238). На самом деле он прибыл туда в конце мая, и уже 30-го они вместе с комбригом Денисовым и полковым комиссаром Чернышовым отправили наркому обороны Ворошилову донесение об обстановке в районе боев (В. Краснов. Неизвестный Жуков. М., 2000. С. 100). Кроме того, Георгий Константинович прибыл не комкором, а комдивом, что на один ромб меньше. Комкора ему присвоили только в конце августа, после ликвидации под его командованием японской группировки, тогда же — звание Героя Советского Союза. Читателю все это знать совершенно не обязательно, но ты же взялся писать о «судьбе армии», а не историю русского балета…

Но Млечин с ученым видом знатока просвещает нас и дальше: «Воинские звания в Красной Армии присваивались не в соответствии с военными знаниями и успехами. Значение имело социальное происхождение и политическая преданность» (с. 769). Тут справедливо только последнее: да, политическая преданность власти всегда имела и имеет значение во всех армиях мира, политических противников не только не продвигают по службе, но даже избавляются от них. Зачем далеко ходить, — припомните, мыслитель, холуйски воспетого вами Ельцина: сколько уволил он офицеров и генералов, понявших, что их главнокомандующий — предатель родины и американский холуй. А насчет социального происхождения поцелуйтесь с Юрием Мухиным, который тоже полоумно убежден, что Сталин поручал Жукову самые ответственные дела, продвигал его и щедро награждал лишь потому, что полководец имел рабоче-крестьянское происхождение.

Млечин пишет-пляшет дальше:, «Сталин обласкал полководца, который привез ему (!) победу. Комкор Жуков получил звание сразу генерала армии, минуя звания командарма 1-го и 2-го ранга (две высших ступени!). В «Красной звезде» сообщение о присвоении новых званий начиналось с фамилии Жукова» (с. 238).

Я и тут плачу… Во-первых, наш мудрец думает, как следует из контекста, что командарм 2-го ранга выше, чем 1-го. Его же учили в МГУ, что 2 больше, чем 1. Но в действительности дело обстояло совсем наоборот: командарм 1-го ранга был выше. Во-вторых, 7 мая 1940 года звание командармов было упразднено, а Жукову дали генерала армии 4 июня этого года. Так что тут не какая-то особая «сталинская ласка», а закономерное восхождение на следующую ступень.

А слово «командарм» хотя сохранилось в обиходе, но означало не звание, как раньше, а должность командующего армией. У Млечина же есть и «командир армии», и «командир фронта» (с. 9). Не ведает историк армии и того, что «генерал-адъютантов», вопреки его уверению (с. 687), в Советской армии не было никогда.

А в истории с Жуковым он видит «сталинскую ласку» даже в том, что его фамилия, знать, по особому указанию Сталина была напечатана в газете первой. О Господи!.. Да просто в постановлении правительства о присвоении этого звания было тогда лишь три фамилии и они, естественно, располагались по алфавиту: Г. К. Жуков, К. А. Мерецков и И. В. Тюленев. По ал-фа-ви-ту! Вот и вся глубина млечинской проницательности. А ведь такое обличительное крохоборство у него во всем.

Здесь удивительно еще и то, что постановление правительства автор называет «сообщением в газете», а в другом месте именует даже «газетной заметкой» постановление ЦК ВКП(б), Президиума Верховного Совета и правительства о создании Государственного Комитета Обороны (с. 564).

Если уж мы затронули вопрос о документах, об актах органов власти, то приходится признать, что картина здесь в книге крайне загадочная. Например, читаем: «4 мая 1941 года Политбюро утвердило секретное постановление…» (с. 380). Секретное! «О решении Политбюро знали только посвященные» (с. 381). Еще бы! Но это о чем же? Оказывается, об освобождении Молотова от обязанностей главы правительства и о назначении на этот пост Сталина. И вот теперь это постановление, наконец, рассекречено, и автор радует нас его публикацией.

Но особого внимания заслуживают приведенные выше слова о том, что Жуков «привез победу ему»— Сталину лично. Это не оговорка. Ведь и книга-то названа «Сталин и его (!) маршалы». Она вся, как и другие книги этого автора, пронизана шкурной мыслью о том, что Сталин ничего не знал, кроме личных интересов, и Великая Отечественная была не войной советского народа против фашистского нашествия, а схваткой двух тиранов: «Два вождя думали только о том, как уничтожить друг друга» (с. 644). Как сам, знать, враждует с соседом по лестнице из-за его собаки, которая иногда мочится у млечинской двери, так оказались врагами и фашистская Германия с Советским Союзом, — выше подобного соображения этот сердцевед подняться не может.

Иные страницы книги читаешь и не только слезы льешь, но, право, и кондрашка хватить может. Судите сами, вот рассказывает автор, что в конце 30-х годов Наркомат вооружения предложил оснастить Красную Армию автоматами, но Ворошилов будто бы был против и при этом будто бы сказал: «Где нам набрать столько пуль для автоматов?!» (с. 306).

Поняли? Набрать! Пуль! Как орехов или желудей в лесу… И после этого крутолобый сочинитель гвоздит Ворошилова как бесталанного наркома обороны. Правильно! Какой же это нарком, если вместе с Млечиным не знает, что такое патроны, что такое пули и в каком лесу их можно набрать.

Мне могут заметить: «Ну, хорошо. Звания, знаки различия, оружие, патроны, — все это, конечно, имеет прямое отношение к армии, к войне, но все-таки еще не сами боевые действия, не война. Так, может, в суждениях о войне Млечин не столь малограмотен и туп?»