Збиг. Стратегия и политика Збигнева Бжезинского - Чарльз Гати Страница 3

Но, несмотря на такое восхищение и громкую полемику, это первая книга о Бжезинском. Генри Киссинджеру посвящены десятки исследований; много публикаций вышло о Дине Ачесоне и Джоне Фостере Даллесе; сравнительно большое число о Джордже Фросте Кеннане (хотя его известность в академических кругах превышает реальное влияние на политику, завершившееся в 1950-х годах); немало изданий посвящено Мадлен Олбрайт, Джеймсу Уильяму Фулбрайту, Генри Джексону «Скупу», Уолтеру Липпману и Кондолизе Райс – но ни одного Бжезинскому. Скудная библиография в конце книги может похвастаться лишь парой исследований на польском языке, что отражает его происхождение и влияние на Польшу во время холодной войны. Среди посвящённых ему неопубликованных академических исследований и диссертаций можно выделить работы Жюстина Ваиса (на французском) и Патрика Вогана (на польском); также запланирован их выход на английском. (К счастью, каждый из них внёс свой вклад в данную книгу. Написанная Ваисом глава 1 представляет собой сравнительный анализ жизненных путей Киссинджера и Бжезинского, двух натурализованных граждан США, достигших политических высот во внешней политике, некогда считавшихся едва ли не зарезервированными исключительно для финансовых и юридических светил англосаксонского происхождения с большими связями. Глава 10, написанная Воганом, предоставляет подробные доказательства любопытного сотрудничества советника по национальной безопасности США польского происхождения и рождённого в Польше папы Иоанна Павла II в стремлении свергнуть польский коммунистический режим.) Таким образом, данная книга призвана ликвидировать пробел в почти несуществующей литературе о Бжезинском и описать все его академические и политические достижения, начиная с тех времён, когда он был советологом в Гарварде и Колумбийском университете. Она охватывает время, проведённое им в Белом доме в администрации Картера, и его сочинения 1980-х годов, и эпоху 1990-х, когда развалился Советский Союз с его сферой влияния и начался переход к чему-то иному; охватывает его критику войны в Ираке и последние книги и статьи, подтвердившие его репутацию выдающегося стратега в области международной политики.

Идею этой книги мне предложили декан Джессика Эйнхорн со своими коллегами из SAIS. После того как Бжезинский закончил читать там регулярные лекции, Эйнхорн спросила, не хочу ли я составить сборник оригинальных статей, посвящённых его карьере. Я согласился, но мы вместе пришли к мнению, что книга не должна представлять собой череду одних лишь восхвалений. Бжезинский, несомненно, заслуживает такой книги, состоящей из одних славословий в его адрес, но её редактировать мне было бы неинтересно. Вряд ли бы у неё нашлось много читателей, да и сам Бжезинский наверняка не прочитал бы её до конца. При поддержке декана я добился права полного редакторского контроля над выбранными авторами. Я также редактировал каждую статью и следил за тем, чтобы не наблюдалось повторений. Я потребовал, чтобы стиль каждой статьи был «уважительным, но не лишённым критики». В двух-трёх случаях мне пришлось попросить авторов умерить критику или неуёмную похвалу, но я не стал отговаривать четырёх из его бывших коллег по Совету национальной безопасности (главы 6–9) и одного коллегу в академической сфере (глава 16) от описаний и историй, выставляющих Бжезинского в выгодном для него свете. В целом я считаю, что книга – написанная ведущими исследователями и экспертами, некоторые из которых знали его лично, а некоторые никогда не встречались с ним, – состоит из серьёзных, документально подтверждённых статей. Моей целью было подготовить первое широкое и взвешенное исследование карьеры Бжезинского в роли политолога, политика, общественного деятеля и комментатора, а также коллеги.

Что касается моих личных отношений с Бжезинским, то я не спрашивал его совета по поводу того, кому поручать конкретную статью о том или ином аспекте его деятельности. Когда уже был готов список содержания, я показал его ему, но он заранее, до публикации, не читал ни одну из глав. Единственное очевидное исключение – глава 17, сжатое изложение двух наших посвящённых ему бесед; он просмотрел ее и отредактировал свои ответы на мои вопросы.

Начиная со своего поступления в Гарвард в начале 1950-х, Бжезинский воспринимался как одарённый и целеустремлённый исследователь. Другим одарённым и целеустремлённым исследователем был Генри Киссинджер, как это подчёркивается в главе 1, посвящённой сходству и различию между ними. Вопреки распространённому мнению той и последующих эпох, всё свидетельствует о том, что они, оставаясь соперниками, не были врагами. Глава 2 посвящена Бжезинскому как советологу – в частности, автору сравнительных исследований о тоталитарных чертах фашистских, нацистских и особенно коммунистических диктатур двадцатого века. В отличие от старых авторитарных режимов, которые полагались только на запреты – предписания их гражданам по поводу того, чего не следует делать, – новые тоталитарные режимы двадцатого века постулировали как запреты, так и обязанности («императивы») – предписания по поводу того, что гражданам следует делать. Другими словами, тоталитарные режимы не просто подавляют и контролируют своих граждан, они ещё и стремятся мобилизовать их на достижение как внутренних, так и международных целей. В своих обширных работах с точными определениями и академическим жаргоном Бжезинский утверждал, что само существование таких режимов связано с захватом политической власти, с её консолидацией у себя дома и последующим распространением вовне. Вот почему после падения фашизма и нацизма такую серьёзную угрозу для американских интересов и ценностей представляли коммунистические тоталитарные режимы.

В ответ на эту угрозу, как довольно подробно показано в главе 3, Бжезинский старался совместить политологические исследования Советского Союза и стран Восточной Европы с политическими рекомендациями; интеллектуалы Лиги Плюща должны были заручиться поддержкой нью-йоркской финансовой и юридической элиты – в этом и состояли карьерные устремления Бжезинского. Он постепенно становился «публичным интеллектуалом». В 1960 году вышла его книга «Советский блок» – первое крупное исследование коммунистических политических систем, в котором он ещё не давал открытых практических рекомендаций. Другие опубликованные им на протяжении 1960–1970-х годов книги и статьи также представляли собой академические исследования, но уже имели целью повлиять на внешнюю политику США. Более того, после того как в 1960 году Бжезинский перебрался из Гарварда в Колумбийский университет, он мог пользоваться, и в полной мере пользовался располагавшимся в Нью-Йорке Советом по международным отношениям и недавно образованной Трёхсторонней комиссией как платформами для проповедования более динамичной – хотя и не обязательно более агрессивной – внешней политики с целью ослабить советское «имперское» влияние посредством внесения разлада между Москвой и странами Восточной Европы.

Какое-то время, пока Збигнев с женой Эмилией (Мушкой) растили троих своих детей – Яна, Марка и Мику в Нью-Джерси, он работал в Нью-Джерси, присматриваясь к Вашингтону. Оттачивая своё мастерство чёткого изложения тезисов, он обращался почти ко всем потенциальным кандидатам в президенты от демократов, предлагая помощь и советы. В частности, он поддерживал связи с Джоном Ф. Кеннеди, Хьюбертом Х. Хамфри, Линдоном Б. Джонсом, Генри Джексоном «Скупом» и Эдмундом Маски; пожалуй, ближе всего он был к Хамфри, победителю праймериз 1968 года. Помимо идеологической близости – по определению той эпохи, как Хамфри, так и Бжезинского можно было назвать либералами во внутренней политике и убеждёнными антикоммунистами во внешней – они разделяли почти фаталистическую веру в обязанность Америки вести за собой весь остальной мир. Оба полагали, что лучший мир будущего возникнет в результате преобразования и конечного падения коммунизма – того, что позже Бжезинский назовёт его «большим провалом». Важно отметить, что ни Хамфри, ни Бжезинский не считали, что борьба с коммунизмом на международной арене должна каким-то образом определять внутреннюю борьбу с коммунистами, реальными или вымышленными, как это было в случае с Ричардом Никсоном и, конечно, с сенатором Джозефом Маккарти.