Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы - Алан Гринспен Страница 29

Решение, принятое в ту субботу по инициативе Волкера, ознаменовало, пожалуй, самый значительный сдвиг в экономической политике за минувшие полвека. Отныне комитет должен был прекратить регулирование экономики с помощью одних только краткосрочных процентных ставок и сосредоточиться на ограничении объема денежной массы.

Денежная масса (агрегат М1) представляет собой сумму денежных средств в обращении и остатков на счетах до востребования, таких как чековые счета. Когда денежная масса увеличивается быстрее, чем совокупный объем производимых товаров и услуг (иначе говоря, когда долларов становится слишком много, а товаров слишком мало), деньги начинают терять свою стоимость, а цены растут, ФРС может косвенно регулировать объем денежной массы через монетарную базу, которая включает в себя деньги в обращении и банковские резервы. Монетаристы вроде легендарного Милтона Фридмана давно заявляли о том, что без контроля над денежной массой обуздать инфляцию невозможно- Но лекарство казалось чересчур горьким. Никто не мог сказать, насколько жестким должен быть контроль монетарной базы и насколько поднимутся краткосрочные процентные ставки, прежде чем инфляцию удастся обуздать. Однако было ясно, что эти меры наверняка приведут к увеличению безработицы и могут вызвать затяжной экономический спад м взрыв социальных протестов. Весной 1980 года президент Картер поддержал Волкера, объявив инфляцию национальной проблемой номер один. Это побудило сенатора Теда Кеннеди, в то время соперничавшего с Картером в борьбе за президентское кресло, выступить с критикой действующей администрации, которая не уделяет внимания проблемам малообеспеченных американцев и не желает снижать налоги. К октябрю, с приближением избирательной кампании, начал колебаться и сам Картер. Он тоже стал говорить о необходимости сокращения налогов и критиковать ФРС, возлагаю' щую чрезмерные надежды на жесткую денежно-кредитную политику.

Шаги, предпринятые Волкером, требовали исключительного мужества — так я считал в то время, так считаю и сейчас, особенно когда сам побывал на месте руководителя ФРС. Хотя мы с Полом практически не говорили о тех чувствах, которые он испытывал тогда, могу представить, насколько тяжело было ему сознательно «сталкивать» Америку в жестокий кризис начала 1980-х годов.

Политика Волкера принесла еще более устрашающие последствия, чем ожидал он сам. В апреле 1980 года основные процентные ставки в США перевалили за 20%. Автомобили перестали продаваться, дома оставались недостроенными, миллионы людей потеряли работу — к середине 1980 года уровень безработицы возрос до 9% и продолжал повышаться вплоть до конца 1982-го, чуть не дотянув до 11%. В начале 1980 года офис Волкера завалили письма людей, лишившихся работы. Строители присылали ему и другим чиновникам куски деревянных брусьев, символизировавшие дома, которые не были построены. Автодилеры присылали ключи от машин, которые не были проданы. И все же к лету, достигнув максимума в 15%, инфляция постепенно начала снижаться. Долгосрочные процентные ставки тоже медленно поползли вниз. Чтобы окончательно справиться с инфляцией, понадобилось еще три долгих года. Экономические бедствия вкупе с дипломатическим кризисом вокруг захвата заложников в Иране стоили Картеру президентского кресла на выборах 1980 года.

За время работы в администрации Форда я в силу занимаемой должности приобрел статус главного экономиста-республиканца, последнего из тех, кто находился на столь высоком государственном посту. Поэтому мое участие в предвыборной кампании Рональда Рейгана было вполне естественным. Меня не смущала мысль о том, что четыре года назад Форд и Рейган соперничали между собой за право выдвинуть свою кандидатуру от Республиканской партии на выборах 1976 года. Мой старый друг и сподвижник Мартин Андерсон, который после отставки Никсона трудился научным сотрудником в Гуверовском институте, тоже присоединился к команде Рейгана. Марти вновь оказался в штате в качестве главного консультанта по вопросам внутренней политики, а я начал периодически оказывать предвыборному штабу безвозмездные консультационные услуги примерно так же, как и во время избирательной кампании Никсона в 1968 году.

В основном я работал, находясь в Нью-Йорке, но время от времени участвовал в выездных мероприятиях. В одну из таких поездок в конце августа я случайно сделал то. что в итоге стало, пожалуй, моим самым значительным вкладом в избрание Рональда Рейгана на пост президента. К тому моменту он уже был кандидатом от Республиканской партии и все активнее критиковал администрацию Картера. Выступая перед представителями профсоюза водителей грузовиков в штате Огайо, он заявил, что уровень жизни трудящихся подорвала «новая депрессия — картеровская депрессия». Такая фраза совершенно не соответствовала тексту, который я лично готовил для этого выступления. В моей формулировке значилось: «...один из самых серьезных экономических спадов за последние 50 лет». Рейган изменил текст буквально на ходу, экспромтом. Нам с Марти Андерсоном потом пришлось объяснять журналистам, что бывший губернатор Калифорнии просто оговорился. На самом деле он хотел сказать «серьезный спад».

Поблагодарив нас за урегулирование недоразумения, Рейган, однако, от своего не отступил. Когда демократы начали упрекать его в неточности, он заявил репортерам: «На мой взгляд, граница между спадом и депрессией пролегает в сфере не столько экономической, сколько общечеловеческой. Раз американские трудящиеся, в том числе потерявшие работу, терпят самые тяжкие лишения со времен Великой депрессии, то они и воспринимают нынешнюю ситуацию как депрессию». Меня поразило то, насколько умело он обернул совершенную ошибку в свою пользу.

Я решил было, что на том все закончилось, однако случившееся, по-видимому, пробудило в памяти Рейгана определенные ассоциации. На следующей неделе он выдал еще один удачный афоризм по этому поводу. Выступая перед публикой, он начал говорить о том, что президент пытается спрятаться за словарной трактовкой. «Он требует точных формулировок — что ж. вот ему точная формулировка. — продолжал Рейган. — Спад — это когда ваш сосед теряет работу. Депрессия — когда работу теряете вы. А подъем — это когда работу потеряет Джимми Картер!»

Обывателям очень понравилась эта фраза, которая стала одной из самых цитируемых. Нужно отдать Рейгану должное — получилось действительно эффектно. Даже если учесть, что президент Картер в общем-то не был главным виновником экономических неудач и что первые два предложения в афоризме принадлежат Гарри Трумэну, то Рейган все равно сумел блестяще обыграть ситуацию и создать на ее основе яркий предвыборный лозунг.

больше всего мне импонировала в Рейгане та определенность, с которой он выражал свои консервативные взгляды. В период избирательной кампании он нередко оперировал еще одной фразой: «Правительство существует для того, чтобы защищать нас друг от друга. Но защищать нас от самих себя — это уж чересчур». Человек, который так четко формулирует свои мысли, способен убедить в своей правоте и других. В те дни трудно было найти консерватора, который не спекулировал бы на теме социальных проблем. Но консерватизм Рейгана провозглашал необходимость «суровой любви», которая благотворна не только для отдельного человека, но и для общества в целом. Эта позиция основана на определенном взгляде на человеческую природу. По существу, такой подход предполагает, что государство вовсе не обязано всячески опекать «униженных и оскорбленных». В основной массе республиканцы старались избегать подобных заявлений, которые казались несовместимыми с иудейско-христианскими ценностями. Кто угодно, но только не Рейган. Подобно Милтону Фридману и другим ранним либертарианцам, он никогда не пытался сделать вид. что хочет угодить и нашим, и вашим. Дело было не в том. что Рейган не испытывал сострадания к людям, которые не по своей вине оказались в тяжелом финансовом положении. Более того, лично он ничуть не меньше либералов был готов помогать бедным. Но в функции государства это не входит, считал Рейган. Суровая любовь в конечном счете — подлинная любовь.