Как ненасилие защищает государство - Питер Гелдерлоос Страница 29

Возвращаясь к холодному и взвешенному анализу этих вопросов, стоит заметить, что цели, стратегии и тактики определённым образом коррелируют на общем поле, но одно и то же действие может рассматриваться как цель, стратегия или тактика — в зависимости от ситуации и угла зрения. Есть разные уровни важности, и взаимодействие между элементами конкретной цепочки «цель-стратегия-тактика» существует на каждом уровне. Краткосрочная цель может быть долгосрочной тактикой. Предположим, что в следующем году мы хотим открыть бесплатную больницу — это наша цель. Мы останавливаемся на нелегальной стратегии (всё взвесив и решив, что мы можем заставить местные власти предоставить нам небольшую автономию или действовать у них на виду, используя уже существующие островки автономии) и наборе тактик, доступных нам, который может включать в себя сквотирование здания, неформальный сбор денег и самообучение популярной (непрофессиональной) медицине. Теперь предположим, что в течение своей жизни мы хотим свергнуть государство. Наш план нападения может заключаться в построении воинственного народного движения, поддерживаемого автономными институтами, с которыми люди себя идентифицируют и которые они готовы отстаивать от неизбежных правительственных репрессий. С такой точки зрения, организация бесплатных больниц — всего лишь тактика, одно из многих действий, накапливающих силы на отрезках, обозначенных стратегией, очерчивающей путь по достижению цели в виде освобождения от государства.

Я уже достаточно критиковал тенденцию пацифистов объединяться скорее на основании общих тактик, нежели целей, поэтому теперь, оставив в стороне либеральных, про-режимных пацифистов, попробуем великодушно предположить примерную общность целей у ненасильственных и революционных активистов. Давайте притворимся, что все мы хотим полного освобождения. При таком условии разница между нами остаётся только в стратегиях и тактиках. Ясно, что общий набор тактик, доступных ненасильственным активистам, неполноценен, поскольку они могут использовать только около половины вариантов, возможных для использования революционными активистами. В тактическом плане ненасилие — не более, чем жёсткое ограничение по опциям. Чтобы ненасилие было эффективнее революционного активизма, разница должна быть в стратегиях, в такой организации тактик, которая, при полном избегании «насильственных» методов, давала бы непревзойденные преимущества.

Четыре основных типа пацифистской стратегии — морализм, лоббистский подход, создание альтернатив и общее неповиновение. Различия между ними условны, и в определённых случаях пацифистские стратегии смешивают элементы двух и более из этих типов. Я продемонстрирую, что на самом деле ни один из перечисленных методов не предоставляет ненасильственным активистам преимущества; прямо скажем, все они слабы и близоруки.

Морализм стремится достичь перемен путём влияния на мнения людей. Как таковая, эта стратегия абсолютно ошибочна. В зависимости от конкретного варианта — просветительской деятельности или занятия высокоморальной позиции — некоторые тактики могут быть полезными, но, как мы увидим, они ни к чему не приводят.

Первая разновидность этого типа стратегии — просвещать людей, распространять информацию, пропагандировать, изменять мнения людей и благодаря проводимой кампании добиваться народной поддержки. Это может быть информированием людей о жизни в нищете, побуждающим их противодействовать закрытию приюта для бездомных. Это также может быть просвещением народа по поводу репрессий правительства, ведущим к поддержке народом анархии. (Важно заметить, что в этих двух примерах речь идёт о вербальной и моральной поддержке. Просвещение может побудить людей помогать деньгами или присоединиться к акции протеста, но редко вдохновляет их на смену жизненных приоритетов или принятие на себя значительной доли риска.) Тактики, используемые в стратегии просвещения, включают в себя проведение выступлений и форумов, раздачу брошюр и других информационных материалов, использование альтернативных и корпоративных СМИ для повышения внимания к проблеме, проведение протестных акций и митингов для создания пространства, на котором возможно обсуждение проблемы, а также привлечение новых заинтересованных людей к её решению. Большинству из нас знакомы эти тактики, поскольку они используются всеми нами в рамках обычной стратегии по достижению перемен. Нас учат, что информация — фундамент демократии. И мы, не выявив истинного смысла этого заявления, думаем, что это означает, будто мы можем добиться перемен путём распространения идей, подтверждённых фактами. Эта стратегия может быть умеренно эффективной для достижения крайне незначительных и мимолётных побед, но она натыкается на несколько критических препятствий, не допускающих серьёз­ного продвижения в сторону любых долгосрочных целей.

Первым препятствием является контролируемая элитой развитая система пропаганды, способная уничтожать любую конкурирующую информационную структуру, создаваемую ненасильственными активистами. Пацифизм не может даже защититься от поглощения и размывания — как же тогда пацифисты надеются расширяться и вербовать новых сторонников? Ненасилие концентрируется на изменениях в сердцах и головах, но при этом недооценивает роль культурной индустрии и контроля СМИ над сознанием людей.

«Сознательная и умная манипуляция организованными привычками и мнениями масс является важным элементом демократического общества. Контролирующие этот скрытый общественный механизм составляют невидимое правительство, по-настоящему руководящее нашей страной».161

Фраза, приведённая выше и написанная в 1928 г., взята из влиятельной книги Эдварда Бернайса «Пропаганда». Бернайс не был каким-то маргинальным теоретиком-конспирологом, на самом деле он во многом был частью невидимого правительства, описываемого им самим.

«В число клиентов Бернайса входили „General Motors“, „United Fruit“, Томас Эдисон, Генри Форд, Государственный департамент США, а также Департаменты здравоохранения и коммерции, Самуэль Голдвин, Элеонора Рузвельт, „American Tobacco Company“ и „Procter & Gamble“. Он возглавлял пиар-кампании каждого из президентов США от Калвина Кулиджа в 1925 г. до Дуайта Эйзенхауэра в конце 1950-х гг.».162

С тех пор индустрия по связям с общественностью, которой Бернайс помог сформироваться, только выросла.

Противодействуя местной стихийной кампании или более широкомасштабной борьбе за революцию, машина пропаганды может мобилизоваться и отбить, дискредитировать, расколоть или заглушить любую идеологическую угрозу. Возьмём для примера недавнее вторжение США в Ирак. Оно должно было стать образцом успеха просветительской стратегии. Информация была налицо — факты, разоблачающие ложь об оружии массового поражения и связях Саддама Хуссейна с «Аль-Каидой», были доступны общественности за месяцы до начала вторжения. Налицо было и недовольство народа — протесты перед вторжением были огромными, хотя роль их участников редко выходила за рамки вербального и символического действия, что естественно для стратегии просвещения. Налицо были и альтернативные СМИ — благодаря Интернету они донесли информацию до особенно большого количества американцев. Но подавляющее большинство американцев (за которых борется просветительская стратегия) не выступало против войны до тех пор, пока корпоративные СМИ не начали регулярно публиковать информацию о фальшивости причин, из-за которых началась война, и, что важнее, о накладных расходах на оккупацию. Причём, как всегда, корпоративные СМИ не разглашали эту информацию до тех пор, пока значительная часть элиты сама не обратилась против войны — не потому, что война плоха, не в результате просвещения или озарения, но потому, что они поняли: она становится контрпродуктивной для интересов и власти США.163 Даже в таких идеальных условиях ненасильственные активисты, используя просветительскую стратегию, не смогли соперничать с корпоративными СМИ.