Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает - Яков Кедми Страница 28

Никогда и ни за что не сдаваться, не отказываться от борьбы. Я усвоил это правило на улицах Москвы, в Советской России 50-х и 60-х годов. Нет ничего хуже, чем сдаться. Неустанно стремиться к цели – то, что и в израильской армии называется «целеустремленностью». Мне не нужно было учиться целеустремленности в Израиле, этому я научился еще в СССР. Именно поэтому мне и удавалось добиваться намеченного – так я оказался на курсе офицеров в школе военной разведки Армии обороны Израиля.

Первое, что меня удивило, – это большое количество солдаток в разведшколе. В принципе, солдатки есть где угодно, но в полевых и в танковых частях их почти не видно. Я увидел другую, незнакомую мне армию. Курс офицеров разведки – один из наиболее интересных в израильской армии. Много учебы и много полевых занятий и учений по всей стране и на любой местности. Мы столкнулись с методами и формами обучения, мышления, планирования, отличными от других родов войск, где основа обучения – постоянно повторяющиеся упражнения. Нас учили ориентироваться на местности, часто задания были такими трудными, что даже ребята из спецназа Генштаба путались, а инструкторы теряли ориентировку. Уровень инструкторов по сравнению с общевойсковым офицерским училищем был хорошим – их отличали интеллигентность, высокий уровень общей культуры и профессионализм. Это была обнадеживающая перемена, и только здесь я почувствовал, что по уровню знаний, образу мышления и действия я становлюсь офицером.

Впрочем, и в разведшколе было несколько курьезов. В начале курса пришел сержант из военной контрразведки, чтобы заполнить мне анкеты на допуск. Он начал заполнять мою анкету и спросил, в каком году я приехал в Израиль. Я ответил: 1969. Он поправил меня: 1959. Я сказал: «Нет, 1969». Он посмотрел на меня с изумлением: «Постой, как тебе вообще дали войти на территорию разведшколы, если ты приехал в 1969-м?» Шел 1971 год, и сержант был изумлен. Другой интересный случай произошел во время выпускных военно-штабных экзаменов. Наша группа должна была рассчитать возможные действия египетской армии при форсировании Суэцкого канала. Мы отметили несколько мест на Синае, где, по нашим расчетам, египтяне могли высадить спецподразделения: коммандос и десантников. По этому поводу у меня возник спор с командиром курса. Он сказал, что наша группа проделала хорошую работу, но наши предположения о местах высадки египетских десантов противоречат принципам военной науки. Он утверждал, что, согласно военной теории, не высаживают десант, если невозможно с ним соединиться в течение 24 часов. Боеспособность, снаряжение и вооружение десантников достаточны для боевых действий в течение суток, а если за это время с ними невозможно соединиться, их не высаживают, ибо они обречены на уничтожение. Я ответил, что не знаю, о какой армии говорит командир курса, но я знаком с армией, для которой, как и для арабских армий, не важно, смогут ли войска пробиться к десантникам и кто вообще будет жив через 24 часа. Командир же настаивал на том, что так не делают ни в одной армии мира, и этот пункт был изъят. Во время войны Судного дня египтяне высадили десанты, не считаясь с тем, за какой срок войска смогут с ними соединиться, как долго продержатся десантники и сколько из них будет уничтожено.

В последний день обучения произошел случай, который можно было бы назвать смешным, если бы он не был таким грустным. Накануне мы получили увольнительную до утра. Утром мы должны были прибыть в разведшколу, переодеться в парадную форму и выстроиться на выпускной парад по случаю присвоения нам офицерских званий. Когда мы переодевались в парадную форму, ко мне подошел один из моих товарищей по курсу, который накануне вернулся из Хайфы. «Ты не поверишь!» – сказал он мне со смехом. – «Вчера я был в Хайфе, и один из моих друзей рассказал мне, что слышал о разоблачении советского шпиона Яши Казакова, которого арестовала Служба безопасности». Мой товарищ по курсу пытался опровергнуть эту информацию, сказав, что Яша Казаков оканчивает курс офицеров военной разведки вместе с ним и завтра получает офицерское звание. Но все было тщетно. «Ты ничего не знаешь, – говорил ему тот. – Мне сказал об этом мой знакомый, который работает в Службе безопасности». Рассказав об этом, мой сокурсник усмехнулся: «Служба безопасности тебя выпустила?» Я ответил: «Ничего не поделаешь. Я их уговорил освободить меня на выпускной парад, чтобы шпионом, которого они поймали, был офицер израильской армии». Мы посмеялись. Я продолжал улыбаться и тогда, когда начальник Разведывательного управления Армии обороны Израиля, генерал-лейтенант Аарон Ярив, протягивая мне офицерские погоны, обратился ко мне по-русски. Я также ответил ему по-русски, и он с теплой улыбкой пожелал мне успехов. В этот момент я подумал: а знает ли генерал, что желает успеха советскому шпиону, которого Служба безопасности отпустила для получения офицерского звания? Только через много лет я узнал, что генерал Ярив лично дал разрешение на мое участие на курсе вопреки заключению военной контрразведки.