Вирус либерализма. Перманентная война и американизация мира - Самир Амин Страница 19

До сих пор все без исключения европейские правительства поддерживали тезисы либерализма. Переход на позиции либерализма означал не что иное, как исчезновение европейского проекта в результате его ослабления в двух сферах: экономической (преимущества Европейского экономического сообщества растворяются в экономической глобализации) и политической (политической и военной автономии Европы приходит конец). В настоящее время европейского проекта более не существует. Его заменил Северо-Атлантический проект (или, возможно, проект Триады) под американским командованием. Когда в свое время специальный уполномоченный ЕС Леон Бриттен высказал этот новейший проект, он вызвал широкие протесты (по крайней мере во Франции), сегодня же он оказался единственным реализуемым ппоектом.

За исчезновением европейского проекта и возвращением к атлантизму ясно просматривается гегемония Соединенных Штатов.

Упадок европейского проекта должен вызывать беспокойство, по крайней мере у некоторых секторов общественного мнения и некоторых сегментов политических классов отдельных европейских стран, в частности Франции. Основные идеи, связанные с формированием европейского проекта, возникли из стремления к богатству, власти и независимости, и тем, кто по-прежнему в этом заинтересован, будет трудно «проглотить пилюлю», то есть согласиться с тем, что военная «протекция» США сегодня еще более необходима, чем вчера! Войны с меткой «сделано в США», конечно же, пробудили общественное мнение — выступления против последней из них, в Ираке, идут по всей Европе — и даже некоторые правительства, в первую очередь Франции, но также 1ерма-нии, России и, кроме того, Китая. Но эти государства остаются верными своей приверженности требованиям либерализма. Это основное противоречие придется так или иначе преодолевать — либо подчиняясь требованиям Вашингтона (которые другой набор лидеров, чем те, кто окружают Буша-младше-го, может «облегчить», приняв менее самонадеянную позицию), либо по-настоящему порвав с ним и положив таким образом конец атлантизму.

Возможно ли это в общеевропейских масштабах? Или же приведет к переосмыслению проекта в терминах, которые позволят составляющим континент национальным государствам сохранить их политическую автономию («Европа Наций», если вернуться к терминологии генерала Де 1Ълля)?

Многовекторная дипломатия, в которую будут вовлечены Париж, Берлин, Москва (а позднее — Пекин), могла бы содействовать такой возможности, расширив границы экономической автономии всей Европы в целом. Пока эти альтернативы не будут обозначены более явно, европейские народы останутся заложниками зыбучих песков европейского проекта.

Основной политический вывод, который я делаю из вышеприведенного краткого анализа, состоит в том, что пока политические альянсы будут складываться вокруг господствующего транснационального капитала, у Европы не будет возможности дифференцированного выбора. Европа сможет отдалиться от Вашингтона, если общественная и политическая борьба сможет изменить эти альянсы, навязав новый основополагающий компромисс труда и капитала. Это, в свою очередь, позволило бы обновить европейский проект. В этих условиях Европа в международной плоскости могла бы — и должна была бы — отмежеваться от особых требований коллективного империализма в своих отношениях с Востоком и Югом. Такой ход положил бы начало участию Европы в длительном марше «по ту сторону капитализма». Другими словами — Европа либо станет левой (термин «левый» следует воспринимать здесь всерьез), либо не станет ее самой.

Согласование преданности либерализму с утверждением политической автономии для Европы или для тех государств, из которых состоит Европа, продолжает оставаться целью для тех фракций европейских политических классов, которые желают сохранить обособленное положение крупного капитала. Удастся ли им такое согласование? Я очень в этом сомневаюсь.

Но смогут ли народные массы где-либо в Европе преодолеть поразивший их серьезный кризис, характер которого мы попытались описать выше? Я считаю, что это весьма вероятно, именно по тем причинам, которые также уже упоминались и которые могли бы привести — по крайней мере в политической культуре европейских стран, отличающейся от политической культуры США, — к возрождению левого движения. Само собой разумеется, что необходимым условием этого является освобождение от вируса либерализма.

Я использую здесь термины «Европа» и «европейский проект» потому, что они уже применялись на политической сцене. Однако эти термины вызывают вопросы, которые невозможно обойти. Что составляет «европейский проект» и чьим интересам он служит? Возможно ли осуществление этого проекта? Если нет, то какие альтернативы можно сформулировать и предложить?

Задуманный в конце Второй мировой войны, «европейский проект» родился как европейская часть атлантистского проекта Соединенных Штатов, инициированного Вашингтоном в рамках холодной войны. Европейские буржуазии — на тот момент слабые и боящиеся собственных классов трудящихся — примкнули к этому проекту практически безоговорочно. Это по большей части верно и сегодня-достаточно взглянуть на политику, внедряемую правящими классами и правыми политическими силами и большинством левых сил в отдельных европейских странах, прежде всего в Великобритании, где такая политика проводится явно и даже демонстративно. Другие государства все-таки подвержены определенным колебаниям, а в странах Восточной Европы процессом управляют политические классы, сформированные в условиях культуры, которой свойственно подобострастие.

Однако внедрение этого проекта — даже если сам проект имеет сомнительное происхождение — постепенно изменило его составляющие и задачи. Западной Европе удалось преодолеть экономическую и технологическую отсталость по отношению к США, или по крайней мере она обладает средствами этого преодоления. К тому же «врага в лице Советов» (и его возможных коммунистических союзников внутри некоторых европейских стран) более не существует. Кроме того, осуществление проекта заслонило собой память о крупнейших вооруженных конфликтах, которыми были отмечены полтора века европейской истории: три основных страны континента — Франция, Германия и Россия — наконец примирились. Все эти перемены являются, по моему мнению, позитивными и содержат в себе еще более позитивный потенциал. Безусловно, внедрение этого проекта опиралось на экономические основы, вдохновляемые принципами либерализма, однако такого либерализма, который вплоть до 1980-х годов регулировался социальными параметрами. Общественное измерение учитывалось при помощи механизма «социально-демократического исторического компромисса», который обязывал капитал приспосабливаться к требованиям социальной справедливости, диктуемым классами трудящихся. Но позже развитие этого проекта пошло по руслу нового социального контекста, порожденного американским либерализмом с его антиобщественной сутью.