Евреи и социализм - Сергей Кара-Мурза Страница 18

И. Я. Гурлянд, «черносотенец», пытавшийся предотвратить разрыв евреев с Россией, писал в 1912 г.: «Еврейская молодежь с головой окунулась в политические заговоры против исторических устоев Русского государства». В. Е. Жаботинский, сионист, то же самое отмечал в 1911 г.: «Все, в ком только было достаточно задору, все побежали на шумную площадь творить еврейскими руками русскую историю». И видный сионист вовсе не был этому рад, он предупреждал: «Когда евреи массами кинулись творить русскую политику, мы предсказали им, что ничего доброго отсюда не выйдет ни для русской политики, ни для еврейства».

Стремление вылезти в трагические моменты на первый план трудно объяснить. Очень красноречива кампания по изъятию церковных ценностей в 1922 г., которая нанесла тяжёлый удар по Православной церкви, привела к гибели многих священников и, бумерангом, многих активных «антиклерикалов» (уже в 30-е годы). Главным идеологом той кампании был Л. Троцкий, самое активное участие в ней приняли И. С. Уншлихт, Р. С. Землячка, Я. А. Яковлев (Эпштейн). Их напор был такой, что Ленину не раз приходилось буквально одёргивать, призывая слишком не выпячивать роль евреев в такой страшной акции, выставляя вперед М. И. Калинина. Но приходилось «выпячиваться», поскольку и Калинин, и Молотов оказывали хотя и слабое, но сопротивление антиправославному экстремизму.

Сегодня, когда на основании архивных данных ход кампании восстановлен буквально по дням, неутомимость Троцкого просто поражает — такое количество теоретических разработок, практических предложений и конкретных указаний он породил. Изъятие ценностей было лишь инструментом, речь шла о сложной программе провокаций, репрессий и внутреннего раскола — полного разрушения Церкви. В целом эта программа не увенчалась успехом благодаря выдержке духовенства и самого патриарха Тихона, а также сопротивлению — и пассивному, и активному, как верующих, так и части РКП(б). Но мы сейчас о другом — активность Троцкого и ряда других евреев выглядит просто лихорадочной. Зачем, например, лично самому Троцкому было браться за распродажу церковных ценностей за рубежом?

Не должно быть сомнений — та драма русского народа запечатлелась в исторической памяти. И русских, и евреев. Тот факт, что об этом ни слова не говорится во всех нынешних рассуждениях об антисемитизме — плохой признак. Зачем молчать, ведь все равно никто не забыл. В прошлой главе я говорил, что нынешний иррациональный страх евреев перед погромами связан с коллективной памятью о средневековых избиениях евреев в Западной Европе. Но можно высказать предположение и о втором источнике страха — коллективной памяти евреев о делах Азефа, Голощекина, Троцкого и всей их рати. Страх, вызванный неосознанной боязнью мести со стороны русских. Это — ложный страх, проекция собственного мироощущения на русских. Этот страх в принципе мог бы быть снят в честном диалоге. Но уход от диалога ведет к утрате шанса. Такой уход — предпосылка антисемитизма. Не является ли молчание средством вызвать желанный «магнатам» антисемитизм?

Если говорить о нашей истории, то дело не только в евреях-большевиках, а и в общей безжалостности многих видных евреев, включая противников большевиков, даже эмигрантов. Вот восторженная книга А. Ваксберга «Лиля Брик» (1998). В 1922 г. «серый кардинал» левого искусства, сотрудник ГПУ Осип Брик едет с Лилей (тайной сотрудницей ГПУ) в Берлин. К ним в отель почти каждый день приходят эмигранты Роман Якобсон и Виктор Шкловский. Как пишет А. Ваксберг, «Осип тешил друзей кровавыми байками из жизни ЧК, утверждая, что был лично свидетелем тому, о чём рассказывал». А рассказывал он о пытках, о нечеловеческих муках бесчисленных жертв. «Работа в ЧК, — констатировал Якобсон, — очень его испортила, он стал производить отталкивающее впечатление».

Вдумайтесь в саму терминологию: «тешил друзей». Друзья морщили нос, но приходили каждый день посидеть с «Бриками» в дорогом ресторане. Это как?

Но ведь сегодня наши евреи-неолибералы тоже доходят до глумления над своими жертвами. Вот, автор закона о приватизации, гуманитарий, бывший министр экономики Е. Г. Ясин в самый тяжёлый момент реформы шутит: «Я как-то говорил с одним исключительно умным человеком, очень известным западным учёным — Биллом Нордхаузом, так он предложил: «Вы на время, когда у вас весь этот кошмар будет, «повесьте» над страной спутники и пускайте в эфир «Плейбой ченел». Может, это отвлечет?» Ну а если всерьёз, то надо сломать нечто социалистическое в поведении людей». Сломать — с кровью и страданиями, и еще поиздеваться, показывая замерзающим и голодным старикам голых баб с американского порнотелевидения. Это — не глумление? С Нордхаузом всё ясно — с какой стати он должен бы жалеть наших стариков. Но ведь Ясин — представитель еврейской интеллигенции, которая пока ещё декларирует свою принадлежность к России.

Сегодня евреи-гуманитарии зачем-то опять вышли на первый план как сокрушители важной части культуры — моральных устоев. Не буду брать скандальные случаи, явные провокации (о них позже). Возьмем спокойные, «позитивные» продукты новой культуры. Хотя бы ту же книгу А. Ваксберга «Лиля Брик». В ней описана история, которая вызывает омерзение, от которой содрогаешься — если воспринимаешь её в рамках привычной морали. Я всегда избегал всяких сведений о Маяковском и Лиле Брик, не хотел знать. И прочёл книгу «на новенького».

Пусть не обижается А. Ваксберг, но вот как он представил дело: вокруг поэта возникло подобие еврейской корпорации. Пользуясь безумной влюблённостью Маяковского в Лилю Брик, эта корпорация буквально пожирала поэта, другого слова не подберёшь. В книге есть страшная фотография: в августе 1930 г., узнав о том, что Совнарком постановил передать Лиле Брик половину наследства покончившего с собой Маяковского (авторские права), эта корпорация на радости перепилась и запечатлела свои счастливые лица. А. Ваксберг пишет: «Постановление правительства о введении Лили в права наследства отмечали в том же Пушкине, на даче, где каждое дерево и каждый куст ещё помнили зычный голос Владимира Маяковского. Арагоны уехали, все остались в своей компании и могли предаться ничем не стеснённому веселью».

А. Ваксберг изобразил Л.Брик патологической в сексуальном отношении женщиной. Зачем? Ведь факты жизни можно подать по-разному. Такие описания «специалист-гуманитарий» не может, как бы ни притворялся, дать без этической оценки. Он её и даёт — почти прямо заявляя своей книгой, что все привычные устои культуры в области морали отменяются. Эпизоды, от которых простого человека трясет, сопровождаются у А.Ваксберга репликами, выражающими восхищение: «В её огромных тёмных глазах неувядающей красоты — печаль и усталость». Между содержанием эпизодов и фразеологией какое-то дикое несоответствие.

Допустим, А. Ваксберг и впрямь боготворит эту женщину и пишет как бы для себя, отвергая «ханжескую мораль». Но ведь такие же этические оценки он даёт и другим персонажам. Вот очередной адюльтер Лили, начиная с которого Маяковский покатился к самоубийству. Объект — А. М. Краснощёков (он же Абрам Моисеевич Тобинсон, он же Фроим-Юдка Мовшев Краснощёк). Член комиссии по изъятию церковных ценностей (дело было как раз в 1922 г.). Вот в каких терминах его описывает автор: «Молод, красив, обаятелен, хорошо образован. Его одухотворенное, волевое лицо свидетельствовало о работе мысли и об уверенности в своей силе».