Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений - Анджела Стент Страница 18

Тем не менее неопределенность в вопросе о том, какие именно гарантии были даны Западом Советскому Союзу при окончании холодной войны, превратилась в источник головной боли для администрации Клинтона. Эта неопределенность давала о себе знать всякий раз, когда возникал вопрос, как должен быть устроен мир после холодной войны и в какие структуры евроатлантической безопасности следует интегрировать бывшие коммунистические государства. В США и Европе многие считают расширение НАТО одним из выдающихся достижений президентства Клинтона; другие американцы и европейцы, а также россияне полагают, что это была большая ошибка, испортившая отношения с Россией {96}.

Чтобы осознать всю значимость этой полемики, необходимо обратиться к временам, последовавшим за крахом СССР, и понять, с каких позиций члены и кандидаты в члены НАТО рассматривали бывшие коммунистические режимы Европы. Сразу после падения СССР не могло быть никакой уверенности, что государства Центральной и Восточной Европы успешно перейдут на рельсы демократии и свободного рынка. Трансформация экономики требовала от народов крупных жертв, и после краха коммунистической идеи наряду с демократическими прозападными партиями появились и партии шовинистического и националистического толка. Признаки авторитарного прошлого межвоенной поры продолжали будоражить умы только-только вкусившей свободы Mittleleuropa – как называют в Германии Центральную Европу. Югославия, где распад государства быстро перерос в гражданскую войну с кровавыми этническими чистками, олицетворяла собой наихудший вариант развития событий после снятия всех строгостей коммунистических режимов. В Центральной и Восточной Европе и без того тлело немало этнических и приграничных конфликтов, которые подавлялись на корню, пока СССР занимал здесь доминирующие позиции, но в начале 1990-х годов готовы были разгореться с новой силой.

Власти США и Западной Европы опасались, как бы в основном мирному крушению коммунизма не помешали непредвиденные осложнения в Центральной и Восточной Европе. Министр обороны Германии в своей речи в 1993 году отмечал, что «без демократии, стабильности и экономики свободного рынка этот регион Европы по-прежнему будет подвержен давним проблемам, связанным со взаимными историческими обидами, амбициями, территориальными и этническими спорами. «Нам не спасти реформы в России, если мы подвергнем риску реформы в Центральной и Центрально-Восточной Европе» {97}. Членство в Европейском сообществе стало бы лучшей гарантией демократии, стабильности и надлежащего государственного правления в этих странах. Однако дорога к членству была длинной и сопряжена с масштабной реструктуризацией экономики, к чему Россия едва ли была готова, не говоря уже о сложном процессе присоединения к acquis communautaire – насчитывающему десятки тысяч страниц своду общих нормативно-правовых актов, обязательных для всех стран – членов Евросоюза. С этой точки зрения присоединение к НАТО – процесс гораздо более быстрый и куда менее сложный.

Государства Центральной Европы высказались за свое «возвращение в лоно Европы» после крушения коммунизма, а президент Буш в 1989 году произнес в Майнце знаменательную речь, где поддержал идею «Европы единой и свободной» {98}. Но какой смысл в действительности крылся за этими словами? Перед Соединенными Штатами и их союзниками встали две, по-видимому, противоположные цели. Первая состояла в том, чтобы интегрировать страны Центральной Европы в западные структуры безопасности, тем самым укрепляя евроатлантическую стабильность и безопасность и исключая возможность того, что на смену коммунистам придут радикальные националисты. Второй целью было заверять и убеждать Россию, что и ей отводится своя роль в новой архитектуре евроатлантической безопасности и что стабильность в Европе – в интересах России. Сотрудники Госдепартамента раз за разом старались убедить своих российских визави, что для России гораздо лучше иметь в соседях процветающие демократические государства, состоящие в НАТО, чем допустить, чтобы они были брошены на произвол судьбы и погрузились в хаос.

Русские же весьма скептически реагировали на заверения администрации Клинтона, что эта игра на руку всем. С точки зрения Москвы, это была игра с нулевой суммой, а расширение НАТО по определению угрожало России, сколько бы в НАТО ни повторяли, что больше не рассматривают Россию в качестве противника. К этому прибавлялись несомненные расхождения между риторикой НАТО и реальностью. Официальные представители НАТО провозглашали, что вступление в альянс центральноевропейских государств ни в коем случае не направлено против России. Но подтекст расширения НАТО, по крайней мере для Польши, Венгрии и Чехии, не вызывал сомнений – ясно, что их привлекала статья 5 устава НАТО, которая гарантировала им защиту на случай, если Россия вернет себе былую мощь [18]. И в приватных беседах с Клинтоном Ельцин уверял, что хотя сам он понимает, что НАТО не планирует нападать на Россию с военных баз в Польше, «масса людей, которые проживают в западных районах страны и слушают выступления лидера коммунистов Зюганова, именно так и думают» {99}.

В январе 1994 года НАТО обнародовало свою программу военного сотрудничества Partnership for Peace («Партнерство во имя мира»), к участию в которой приглашались все государства – бывшие участники Варшавского договора, а также входящие в состав СНГ. Россия отреагировала на предложение сотрудничества с НАТО, не обещавшее членства, довольно прохладно. Поскольку каждое государство получило возможность подписать свое отдельное двустороннее соглашение с НАТО – как это сделала Украина в 1994 году, – то, значит, России предлагался точно такой же статус, как и ее бывшим сателлитам. Часть сотрудников в администрациях Буша и Клинтона полагали, что в рамках программы «Партнерство во имя мира» можно было бы сделать гораздо больше полезного, прежде чем бросаться расширять НАТО. Когда глава объединенного комитета начальников штабов генерал Джон Шаликашвили представлял программу «Партнерство во имя мира» президенту Ельцину, тот попросил уточнить, означает ли это «партнерство» или «членство», то есть является ли участие в программе шагом к членству в НАТО или это просто сотрудничество. Ельцину разъяснили, что участие в программе означает именно сотрудничество, никакого членства оно не подразумевает. Но едва программа заработала, как начался процесс расширения НАТО. «Мы не выполнили нашу часть обязательств», – замечает один чиновник. Программа была довольно гибкой, и с ее помощью можно было бы эффективнее привлекать Россию к сотрудничеству {100}.