Железный Путин. Взгляд с Запада - Ангус Роксборо Страница 15

Греф пригласил Илларионова, директора Института экономического анализа, войти в Центр, но, по словам Илларионова, тот показался ему слишком «кейнсианским», и он отказался. Илларионов был и остается в некотором смысле оригиналом, индивидуалистом, которому нравится идти против общепринятой точки зрения. В конце 1990-х гг. он яростно критиковал политику, которая привела страну к финансовому кризису и дефолту в августе 1998 г. Возможно, именно стремлением откровенно высказывать мысли он обратил на себя внимание Путина (впрочем, через несколько лет это стоило ему работы). 28 февраля 2000 г. исполняющий обязанности президента позвонил ему и пригласил на подмосковную дачу в Ново-Огарево «побеседовать».

Они провели весь вечер, обсуждая проблемы экономики, или, скорее, экономической науки. «Его интересовали не просто процентные ставки и тому подобное, — говорил Илларионов в интервью. — Он хотел получить общее представление об экономических реформах, о том, какая экономика нам нужна, что для этого следует сделать, как все это объединить. Он, безусловно, узнавал много нового в очень узкой области, в которой не был специалистом»3.

В какой-то момент их прервал чиновник, который передал Путину листок бумаги. Исполняющий обязанности президента обрадовался. Ему сообщили, что захваченный чеченскими повстанцами город Шатой освобожден российскими войсками. Илларионов не замедлил охладить торжество Путина. Давний противник российской интервенции в Чечню, он резко сказал, что все происходящее там — «преступление». Илларионов говорит, что он всегда выступал за предоставление независимости Чеченской Республике, что ее никогда не покорить силой оружия и что реакцией будет подъем терроризма, который отразится на всей России.

У них возник яростный спор. Путин настаивал, что мятежники должны быть уничтожены. «У него даже голос стал другим по сравнению с тем, каким он обсуждал экономические вопросы, — сказал Илларионов. — Внезапно в нем прорезалось железо, лед. Изменение личности произошло буквально на глазах — словно перед тобой возник совершенно другой человек. Показалось, что мы в любой момент можем расстаться навсегда без малейшей возможности примирения».

Примерно через полчаса, когда стало ясно, что к единому мнению по этому вопросу не прийти, Путин неожиданно заявил: «Все, хватит. О Чечне больше не говорим». Илларионов вспоминает: «Он оборвал разговор и на протяжении всех наших дальнейших встреч и отношений в течение шести лет никогда не упоминал о Чечне в моем присутствии и не обсуждал со мной эту тему. Мы просто вернулись к разговору об экономических реформах».

В половине одиннадцатого вечера Илларионов должен был уезжать. После перебранки по поводу Чечни он полагал, что это их последняя встреча. Однако Путин попросил его приехать на следующий день. Экономические консультации стали проходить на регулярной основе, и 12 апреля Путин официально назначил Илларионова своим главным экономическим советником, а позже — своим представителем, на встречах «Большой восьмерки».

К маю Центр почти закончил подготовку плана реформ, который был, по словам Грефа, «ультралиберальным». «Если мы дадим свободу частному сектору, можем получить хороший рост», — сказал Кудрин. Готовая работа воплотилась в толстый том, слишком массивный, чтобы его представить исполняющему обязанности президента. У них не было опыта создания слайд-презентаций, и на завершающей стадии пригласили консультанта из McKinsey & Company. «Мы провели неделю у них в офисе, — говорит Греф, — создавая краткую версию доклада для публичной презентации и более профессиональную для министерств и ведомств, где разъяснялось, что им следует делать».

5 мая, за два дня до инаугурации Путина, команда прилетела в его сочинскую резиденцию, чтобы провести «полное погружение» в проект. Молодые реформаторы горели от возбуждения. «Я был в эйфории, — говорил Кудрин, — потому что все шло по плану». С утра до ночи они проводили заседания, прерываясь лишь на еду и прогулки под теплым солнцем. Экономисты обговаривали с Путиным каждый аспект; он указывал, где что следует доработать, но в целом план был одобрен. Он стал известен как «план Грефа». Реализовать его оказалось намного сложнее, чем написать.