Мировая борьба. Англосаксы против планеты - Андрей Фурсов Страница 14

Особого внимания заслуживают мероприятия Морица Нассауского, который применил в борьбе с испанцами три нововведения: во-первых, он вернулся к римской практике рытья окопов и создания укреплённого лагеря, в результате «осада стала вопросом инженерии, т. е. перемещения больших масс земли» (У. Макнил); во-вторых, он вёл систематические упражнения и муштру в лучшем смысле этого слова, превратившего совокупность людей в коллективного воина – тактическую единицу со всеми военными, психологическими и моральными последствиями; в-третьих, он разбил армию на меньшие, чем прежде, тактические единицы – батальоны по 500-600 чел., очень напоминающие римские манипулы. Вот это организационное изобретение и проявило себя в XVII в. в том числе и в войнах Людовика XIV.

В XVIII в., как раз между попытками Людовика XIV и Наполеона, произошла – опять же прав Макнил – бюрократизация насилия в Европе, бюрократизация армии, в чём преуспела прежде всего Пруссия, особенно при Фридрихе II. Развитие артиллерии во второй половине XVIII в., особенно во Франции, потерпевшей поражение в Семилетней войне и стремившейся как можно быстрее встать на ноги, было по сути военным аналогом промышленной революции. В течение нескольких десятилетий благодаря активности генерала и инженера Жана-Батиста Грибоваля (1715-1789), Франция получила лучшую в Европе артиллерию, что и доказала в революционных и Наполеоновских войнах (символично и то, что Наполеон был артиллерийским офицером). Однако что может поделать частичная индустриализация с тотальной, которую продемонстрировала Англия и результаты которой проявились и в конечном итоге Наполеоновских войн, и в Крымской войне, и во многом другом? Одной из ярких военных иллюстраций такой индустриализации стал британский морской флот.

С 1840-х годов начинается индустриализация войны, в которой, однако, англичане уже в 1880-е годы начинают утрачивать лидерство. Впрочем, то было начало утраты британской гегемонии вообще. В 1900 г. англичане произвели 5 млн. тонн стали, немцы – 6,3 млн.; в 1913 г. англичане – 7,7 млн., немцы – 17,6 млн. (правда, США произвели соответственно 10,3 млн. т и 31,8 млн. т; а Россия – 2,2 млн. т и 4,8 млн. т). Потребление энергии: 1890 г.: Британия – 145 млн. метрических тонн угольного эквивалента, Германия – 7,1 млн.; 1913 г. – 195 млн. и 187 млн. (США – соответственно 147 млн. и 541 млн., Россия – 10,9 млн. и 54 млн.). Ещё более впечатляют в англо-германской дуэли цифры совокупного промышленного потенциала (за 100 % взят уровень Великобритании 1900 г.). 1880 г. – 73,3 у Великобритании и 27,4 у Германии; 1913 г. – 127,2 и 137,7 соответственно (у США – 46,9 и 298,1, у России – 24,5 и 76,6). Доля в мировом промышленном производстве в 1900 г.: Британия – 18,5 %, Германия – 13,2 %; в 1913 г.: Британия – 13,6 %, Германия – 14,8 % (США – 23,6 % и 32 %, Россия – 7,6 % и 8,2 %). Темпы роста промышленного производства в 1870-1913 гг. у Германии – 4,5 %, у Великобритании – 2,1 %; экспорта – 4,1 % и 2,8 % соответственно; при этом население Германии росло почти в два раза быстрее, чем Великобритании. С 1880 по 1913 г. объём мировой торговли утроился, причём, как отмечает Д. Ховарт, не в последнюю очередь за счёт Германии: британский экспорт снизился с 40 % до 27 % мирового объёма, а немецкий увеличился с 17 % до 22 %.

В конце XIX в. начинают возникать военно-промышленные комплексы, прежде всего в Германии. Развитие самого промышленного производства начинает в значительной степени подчиняться логике развития военного сектора. Это, в свою очередь, было связано с ослаблением британской гегемонии и началом очередной «эпохи соперничества» («эпохи империализма»), совпавшего, как уже говорилось, с началом понижательной волны кондратьевского цикла.

Борьба за мировое и европейское господство на «вильгельмовском» и «гитлеровском» «пиках» – это схватка военно-промышленных комплексов и массовых обществ, организованных или идейно дисциплинированных, как мог бы сказать Мишель Фуко, с помощью, главным образом, национализма и социализма или какой-то их комбинации (интернационал-социализм большевиков, национал-социализм). И здесь самое время поговорить о религии и идеологии как факторах и средствах борьбы за господство в Европе и в мире.

Идеология и борьба за господство в Европе и мире.

Последние четыреста лет борьбы за политическое господство в Европе отмечены острейшей, а порой жесточайшей идейной – религиозной и идеологической – борьбой, политическая и идейная борьба тесно переплетаются.

«Габсбургский тур» борьбы тесно связан с противостоянием католицизма и протестантизма. В идейном плане Габсбурги выступали как защитники католического универсализма от протестантского национализма, за которым, впрочем, прочитывается универсализм нерелигиозный, экономический, т. е. универсализм мирового рынка. В Тридцатилетней войне религиозная форма выражена вполне отчётливо, да и в войнах Людовика XIV она, пусть и пунктиром, но сохраняется.

В революционных и Наполеоновских войнах идейная компонента была весьма сильна – универсализм Просвещения, «свобода, равенство, братство», вызвавшие против себя националистически-романтическую реакцию. Однако наибольшую остроту идеологический аспект борьбы за господство в Европе приобрёл в XX в., во время германо-англосаксонского (германо-англо-американского) и советско-англосаксонского (советско-американского) противостояния.

Как известно, эпоха Модерна породила три великие идеологии – консерватизм, либерализм, марксизм. Феномен идеологии (термин впервые употреблён в 1796 г.) был порождён Великой французской революцией, со всей ясностью продемонстрировавшей неизбежный характер социальных изменений. Качественно различных реакций на эти изменения, диктующей определённый социально-политический проект, могло быть только три. Первая – отрицательная: подморозить, законсервировать развитие – консерватизм. Вторая – положительная: способствовать постепенному, эволюционному развитию на основе рынка и примата индивида над коллективом. Третья – тоже положительная, но ставящая во главу угла не эволюционное, а революционное изменение. Марксизм отрицал как консерватизм, так и либерализм, однако некоторые стороны трёх идеологий совпадали. Так, марксисты и либералы разделяли веру в прогресс; либералов и консерваторов могло примирить отношение к частной собственности и общественному порядку, с одной стороны, и к социальной революции – с другой, а марксиста и консерватора – акцентирование коллективистского начала, хотя и понимаемого по-разному. Однако, несмотря на эти точки снижения напряжённости, идеологические различия как во внутренней, так и в международной политике носили вполне отчётливый характер.

«Официальной» идеологией англосаксонских гегемонов капиталистической системы был либерализм – акцентирование самодостаточной роли рынка, свободы и прав индивида, акцент на постепенные изменения и эмпирическое знание. Либерализм с его принципом свободы (без равенства) и соревнования (в котором побеждает сильнейший, т. е. тот, у кого деньги и власть) оказывался мощным оружием англосаксов, причём вдвойне. Во-первых, он работал на сильного, т. е. на гегемона. Во-вторых, он ослаблял слабого, т. к. навязывал ему те ценности, идеи и правила игры, которые сформулированы сильным в его интересах, отражают его уникальный опыт развития, который англосаксы представили в виде универсального как в плане целей, так и в плане средств. Всем остальным предоставлялось лишь имитировать его, т. е. участвовать в игре на заведомый проигрыш.