Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия - Максим Кантор Страница 14

Не диктатор (сколь бы он ни был упорен), но неотвратимость исторического выбора — вот что ужасает.

Россия оформляется как военный лагерь. Именно военный лагерь призван зафиксировать неравенство, достигнутое в ходе либеральных операций рынка.

Какой показательный конец европейских реформ! И как же горько писать об этом, осознавая неотвратимость, предопределенность этого конца! Нет, не такой судьбы я хотел своей Родине. Я ужасался рабскому, холуйскому положению, в который ввергла Россию неолиберальная расхитительская политика; я ужасался гибели российского искусства, сметенного циничной модой западного рынка, я твердил себе: нет, это не вполне Запад, это аберрация Запада, это дурное прочтение западной мысли, это гримаса накопительства.

Но правда требует ответа ясного и точного: рыночные реформы искусства (а с ним и сознания) носили языческий, не-христианский, не-гуманистический характер. Чтобы зло национализма пришло в мир — в тот мир, которым я дорожил, — требовалось его искусить пустым, злым языческим многобожием, маммоной. И это было сделано сознательно, месье.

О, я уверен, недобрые, циничные умы вынашивали план по ликвидации России. Но вдруг я понял: этот циничный план (как и подобный план в отношении послевоенной Германии 1919 года) подразумевает и то, что, отказываясь от него, становясь на путь национального сопротивления, Россия неминуемо совершает ту же ошибку, что совершила некогда Германия. План глобализации губителен, но националистическое сопротивление ему губительно втройне. Страна выводит себя за рамки цивилизованной политики и тем самым становится еще более уязвимой. Быть обиженным — больно, стать обидчиком — страшно: этот путь ведет в моральную пропасть.

Позвольте мне назвать фашизм — волком, демократию — капустой, а коммунизм — козой.

Признаемся друг другу, что демократия терпит бедствие повсеместно: не только в России выявилась ее несостоятельность, не только в России либеральная демократия породила нищету и горе. Но скажите, ответ на хищения либерализма — был ли он предусмотрен?

Мы все помним, как либеральный богач Джордж Сорос помогал разрушать социализм во имя демократии, — что скажет он сегодня, глядя на возрождение фашизма в своей родной Венгрии?

И правда состоит в том, что сегодня, как и восемьдесят лет назад, фашизм рожден либеральной диктатурой: он возник от разврата и от безумия рынка.

Здесь важен вот какой аспект, хочу обратить на него ваше внимание: фашизм, возникая из либерального рынка, не отвергает приобретений, сделанных рынком, — он эти приобретения присваивает.

Именно неравенство, достигнутое рынком, ложится в основу неравенства фашистского общества. Затем это рыночное неравенство закрепляется государством как законодательная иерархия. Фашизм — это легитимизированное неравенство.

Наше общество описало круг: от неравенства к неравенству, от беды к беде, но меня не покидает ощущение, что где-то на протяжении этого пути имелся выход, — мы просто не смогли его найти.

Закончить это письмо я хочу следующим рассуждением. В годы моей юности в начальных классах школы ученикам задавали загадку: как перевезти через реку в лодке волка, козла и капусту, при том что в лодку можно брать только двоих? Очевидно, что если, возвращаясь за третьим компонентом, оставить на противоположном берегу козу и волка, то волк съест козу; если оставить без присмотра козу и капусту, то коза съест капусту. Требуется несколько поездок с таким расчетом, чтобы на берегу всегда оставались только волк и капуста.

Эту загадку легко приложить к истории XX века, когда историей обозначены три общественные модели: коммунизм, фашизм и западная демократия. Позвольте мне назвать фашизм — волком, демократию — капустой, а коммунизм — козлом. Эти силы заключали друг с другом попеременно союзы, ополчаясь на третью силу.

То, что фашизм ХХ века был побежден, является результатом союза демократии и коммунизма. Сегодня мы наблюдаем реставрацию фашизма и гибель коммунистической доктрины: внедрив общее понятие «тоталитаризм», разрушили уравнение, что привело к гибели козла, и позиции волка усилились.

В этом письме я сказал достаточно. Основная мысль состояла в том, что фашизм и либерализм не являются буквальной оппозицией. Оппозицией тому и другому является гуманизм.

Я считаю себя христианином; внутри социума мои христианские взгляды заставляют меня видеть выход в социалистических идеалах. Как католический писатель и католический художник я стою на позиции христианского гуманизма — и неважно то, что в современном мире становится все труднее эту позицию оборонять.