Эдвард Сноуден. Личное дело - Эдвард Сноуден Страница 11

Вскоре после того, как мы переехали, отец купил наш первый настольный компьютер Compaq Presario 425, розничная цена которого была 1399 долларов. Но он приобрел его на распродаже подержанного армейского оборудования, а поставил сначала – к огорчению мамы – прямо посередине обеденного стола. С того момента, как комп оказался в доме, мы с ним были неразлучны. Если и до этого я не особенно рвался из дому пинать мяч в окрестностях, то теперь сама мысль об этом казалась нелепой. Не было вне стен дома ничего более привлекательного, чем то, что я находил внутри этого несоразмерного грязновато-серого «клона» персонального компьютера, у которого по тем временем был невероятно быстрый 25-мегагерцовый процессор Intel 486 с неистощимым жестким диском на 200 Мб. А еще, заметьте, у него был цветной 8-битный монитор, а это, дабы быть точным, означает, что он мог передавать 256 различных цветов. (То, что сейчас имеется у вас, наверняка способно передавать миллионы оттенков!)

Мой Compaq стал моим бессменным другом, новообретенным собратом, первой любовью. Он вошел в мою жизнь в том самом возрасте, когда впервые открываешь свое независимое «я» и множественность миров, которые одновременно сосуществуют в этом мире. Процесс открытий был настолько волнующим, что я принимал его без доказательств и даже не замечал, по крайней мере первое время, свою семью и ту частную жизнь, которая тогда у меня уже была. Говоря другими словами, я переживал в то время все муки пубертата. Но то был технологизированный пубертат, а громадные перемены, которые из-за него происходили во мне, в известном отношении происходили повсюду, с каждым.

Родители напоминали, что мне пора идти в школу, но я их не слышал. Меня окликали, чтобы я шел обедать, но я делал вид, что не слышу. И всякий раз, когда мне напоминали, что компьютер у нас общий, а не мой персональный, я покидал свое место возле него со страшной неохотой, уступая папе, маме или сестре. Они часто требовали, чтобы я вышел из комнаты, так как я задумчиво висел у них над плечом и начинал давать советы – подсказывал сестре макросы и комбинации клавиш для работы с текстовыми файлами или делился с родителями опытом по электронным таблицам, когда они садились рассчитывать налоги.

Я все время их подгонял, чтобы поскорей вернуться к тому, что было для меня гораздо важнее всего остального, например к игре Loom («Ткацкий станок»). Поскольку технологии далеко ушли вперед, игры типа пинг-понга и вертолетиков, в которые играл мой папа на своем теперь уже безнадежно отставшем от жизни Commodore, уступили место приспособлениям, основанным на истине, что в душе каждого компьютерного пользователя скрывается читатель, существо, которому мало ощущений – ему хочется сюжетов. Простенькие игры моего детства на Nintendo, Atari и Sega со своими линейными сюжетами (вот пример, действительно имевший место) типа «спасения президента США от воинов ниндзя» окончательно сдались перед детализированными переосмыслениями античных историй вроде тех, что я пролистывал, лежа на ковре в бабушкином доме.

Loom – это рассказ об Обществе ткачей, чьи старейшины (их имена Клото, Лахесис и Атропос, как у греческих Прях – богинь судьбы), создали волшебный ткацкий станок, который правит судьбами мира, или, говоря словами сценария самой игры, вплетает «тончайшие узоры влияния в саму ткань реальности». Когда подросток открывает для себя силу станка, он принужден к изгнанию. Хаос закручивает его существование в спираль, и это будет продолжаться до тех пор, пока мир не решит, что тайная машина судьбы – не такая уж и чудесная идея.

Невероятно, да. Но тем не менее это всего лишь игра.

И все же от моего внимания не укрылось, даже в столь юном возрасте, что упомянутая в заглавии игры машина – это символ таких компьютеров, как тот, на котором я в тот момент играл. Нити ткацкого станка всех цветов радуги были в точности как внутренние проводочки всех цветов радуги в компьютере, а длинный серый провод, который предсказывал неопределенное будущее, выглядел как длинный серый телефонный провод, что тянулся от задней стенки компьютера и соединял его с огромным, обширным внешним миром. В этом для меня открывалась истинная магия: с этим проводом, расширительной платой Compaq и модемом, посредством телефонной линии я мог подсоединиться к чему-то совсем новому – что называлось Интернет.

Читатели, которые родились уже в новом тысячелетии, вряд ли поймут мое тогдашнее состояние, но поверьте: для меня выход в Интернет казался каким-то чудом. Сейчас установление соединения принимается как данность. Смартфоны, ноутбуки, персональные компьютеры – все соединяется, постоянно. Соединяется, но с чем конкретно? Как? Не важно. Просто нажмите значок, который ваши предки называют «кнопкой Интернета» – и все тут как тут: новости, доставка пиццы, музыка и стриминговые фильмы, как мы называли телевидение и кино. А мы в свое время, приходя из школы, вставляли наш модем в стенную розетку своими мужественными двенадцатилетними ручонками!

Не скажу, чтобы я точно знал, что такое Интернет или каким именно образом происходило соединение, но я точно понимал всю его чудодейственность. Потому что в те годы, давая компьютеру команду о связи с Интернетом, вы запускали целый процесс бибикания и шипения, как если бы змеи попали в дорожную пробку. После чего (а ждать приходилось чуть ли не всю жизнь или по крайней мере несколько минут) можно было взять любой другой телефон из имевшихся в доме и реально услышать, как разговаривают компьютеры. Конечно, вы не понимали, что они говорят друг другу, ведь они разговаривали на своем машинном языке, посылая 14 тысяч символов в секунду. Но даже при этом непонимании вам становилось ясно, что телефоны существуют не только для того, чтобы звонить сестренкам одноклассников.

Доступ в Интернет и появление Всемирной паутины стали для моего поколения подлинным Большим взрывом, зарождением новой вселенной. Это событие безвозвратно поменяло весь ход моей жизни, как и жизни всех остальных. Лет с двенадцати я был занят тем, что планировал следующий выход в Сеть. Интернет стал убежищем, а Веб заменил мне детскую площадку с турниками – «джунглями», шалаш на дереве, крепости – и стал классной комнатой без стен. Насколько это было возможно, я вел еще более сидячий образ жизни. Насколько это было возможно, я стал еще бледнее. Постепенно я вообще перестал спать ночами, а вместо этого днем спал на уроках. Мои отметки покатились вниз.

Тем не менее я не переживал по поводу своих академических неудач и мои родители вроде бы тоже. Если на то пошло, образование, которое я получал онлайн, представлялось лучшим и даже более в плане моей будущей карьеры, чем что бы то ни было, предлагаемое школой. По крайней мере я не уставал твердить об этом маме и папе.

Мое любопытство было таким же безграничным, как и сам Интернет – беспредельное пространство, разраставшееся по экспоненте, добавлявшее веб-страницы каждый день, каждый час, каждую минуту по вопросам, о которых раньше я ничего не слышал. Но в тот самый момент, когда я слышал о проблеме, у меня возникало ненасытное желание разобраться до последних частностей, не останавливаясь, не отвлекаясь на еду или малую нужду, не делая никаких перерывов! Мой аппетит не ограничивался серьезными техническими проблемами вроде «как починить CD-привод» – конечно, нет! Я проводил много времени на игровых сайтах, разыскивая игровые чит-коды для игр Doom и Quake. Но в то же время я был так ошеломлен самим количеством информации, доступной как данность, что не уверен, понимал ли, где кончается одна тема и начинается другая. Интенсивный курс, как построить собственный компьютер, вел к другому – об архитектуре процессора, с попутным экскурсом в информацию о боевых искусствах, огнестрельном оружии, спортивных машинах и (выдавая тебя с головой) – в «мягкое» и готическое порно.