Сталин. Вспоминаем вместе - Николай Стариков Страница 10

Никогда Сталин не руководствовался простым принципом «красный – белый» в оценке культурной и воспитательной ценности отдельных произведений и авторов. Пример с Булгаковым очень наглядный. Этого автора нельзя было назвать пролетарским ни при каких условиях. Сегодняшнему жителю России Михаила Булгакова представлять не нужно. Автор романов «Мастер и Маргарита» и «Собачье сердце» прочно вошел в классику русской литературы. Для Советской России 20-х годов Михаил Булгаков был в первую очередь драматургом, автором интересных пьес. Но автором явно буржуазным и чуждым. Ведь вместо воспевания красных командиров, пролетариата и полководческих талантов товарища Троцкого Михаил Булгаков писал о совершенно других вещах. О совести, о долге, о России. Когда сегодня вы слышите возмущенные слова Николая Сванидзе о недопустимости продажи школьных тетрадей с изображением Сталина, вы должны понимать, что травлю Булгакова в свое время начали именно такие «сванидзе». Логика у них во все времена одинаковая – нельзя делать (писать) то, что нельзя.

Сегодня в России Сталин «официально» – персона отрицательная и нежелательная. При огромной симпатии и любви к нему простого народа. Точно такая же ситуация была и в молодом советском государстве. Офицеры, белое дело, старая армия были в новой России нежелательны. При этом для населения страны все это было понятным и родным. Все жили в то время, все мужчины служили в той старой царской армии, многие участвовали и в Гражданской войне. Белые проиграли, но смотреть на них на сцене театра было интересно и волнительно. Роман «Белая гвардия» впервые был опубликован в СССР (не полностью) в журнале «Россия» в 1925 году. На сегодняшний день нет никаких данных, знаком ли был с ним Сталин. Спектакль по пьесе Булгакова смотрел многократно – вот это известно точно. И ведь никто его не заставлял это делать. «Дни Турбиных» не являлись пьесой правильного идеологического направления. Это был просто отлично написанный материал, искренний и пронимающий. Настоящий. Именно поэтому Сталин и говорил своему приемному сыну Артему: «Этот писатель смело показал, что герои были не только на стороне Красной армии. Герои – это те, кто любит свою родину больше жизни. А такие воевали не только на нашей стороне» [53].

Мы имеем четкие свидетельства того, что Сталин пытался помочь Михаилу Булгакову, которого тогдашние ярые «защитники идеалов» активно старались выжить с театральной сцены. В декабре 1928 года тогдашние борцы за чистоту рядов (члены объединения «Пролетарский театр») написали так называемое «революционное письмо» руководству страны: «Уважаемый товарищ Сталин!.. Как расценивать фактическое “наибольшее благоприятствование” наиболее реакционным авторам вроде Булгакова, добившегося постановки четырех явно антисоветских пьес в трех крупнейших театрах Москвы; притом пьес, отнюдь не выдающихся по своим художественным качествам, а стоящих в лучшем случае на среднем уровне?» 2 февраля 1929 года они получили сталинский ответ: «Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватает» [54].

Для ретивых блюстителей чистоты рядов Сталин пояснял: «Что касается собственно пьесы “Дни Турбиных” то она не так уж плоха, ибо она дает больше пользы, чем вреда». Потому что благодаря Булгакову весь мир, смотрящий эту пьесу, убеждается, что «даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав свое дело окончательно проигранным…» [55]Несмотря на то что Сталин высказался в поддержку Булгакова, гонения на писателя со стороны «коллег» продолжились – к июлю 1929 года его пьесы перестали идти во всех советских театрах. Михаил Булгаков оказался фактически без средств к существованию. Находясь в отчаянном положении, 28 марта 1930 года писатель пишет письмо советскому правительству. В нем он характеризует свое положение словами «ныне я уничтожен», «вещи мои безнадежны», «невозможность писать равносильна для меня погребению заживо» [56].

В конце своего письма, которое является просто криком отчаяния, писатель просит отпустить его за границу, раз на родине он не нужен и не востребован. На фоне самоубийства Владимира Маяковского, который сводит счеты с жизнью 14 апреля 1930 года, заявление Булгакова и его тональность выглядят особенно мрачно. И тогда Сталин поступает для того времени нетипично. Он не вызывает Булгакова к себе, не поручает кому-то заняться этой проблемой. Не откладывая дело в долгий ящик он лично звонит писателю. Звонит через четыре дня после смерти Маяковского – 18 апреля 1930 года. Глава страны звонит гонимому писателю, с которым он лично не знаком.

…8 апреля 1930 года часов в 6–7 вечера он [Булгаков] прибежал, взволнованный, в нашу квартиру (с Шиловским) на Бол. Ржевском и рассказал следующее. Он лег после обеда, как всегда, спать, но тут же раздался телефонный звонок, и Люба [Л. Е. Белозерская, жена писателя] его подозвала, сказав, что это из ЦК спрашивают. М. А. не поверил, решив, что это розыгрыш (тогда это проделывалось), и взъерошенный, раздраженный взялся за трубку и услышал:

– Михаил Афанасьевич Булгаков?

– Да, да.

– Сейчас с вами товарищ Сталин будет говорить.

– Что? Сталин? Сталин?

И тут же услышал голос с явно грузинским акцентом.

– Да, с вами Сталин говорит. Здравствуйте, товарищ Булгаков.

– Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.

– Мы ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… А, может быть, правда – вы проситесь за границу? Что, мы вам очень надоели?

(М. А. сказал, что он настолько не ожидал подобного вопроса – да он и звонка вообще не ожидал – что растерялся и не сразу ответил):

– Я очень много думал в последнее время – может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может.

– Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?

– Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали.

– А вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с вами.

– Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с вами поговорить.

– Да, нужно найти время и встретиться, обязательно. А теперь желаю вам всего хорошего [57].

Этот звонок изменил жизнь Булгакова [58]. Все немедленно наладилось – «борцы за чистоту пролетарского искусства» отступили. 19 апреля 1930 года Булгаков был зачислен ассистентом-режиссером в МХАТ. Его пьесы опять пошли на сценах театров, у него появились новые заказы, ему дали разрешение на выезд за границу. У Михаила Булгакова появились деньги, и полуголодное существование закончилось. Писатель был благодарен Сталину за помощь. В одном из писем он признался: «В самое время отчаяния… мне позвонил генеральный секретарь… Поверьте моему вкусу: он вел разговор сильно, ясно, государственно и элегантно. В сердце писателя зажглась надежда…» [59]Однако встреча со Сталиным, о которой они договорились, так и не состоялась. Хотя Булгаков ее очень хотел и даже написал генсеку письмо 30 мая 1931 года: «…хочу сказать Вам, Иосиф Виссарионович, что писательское мое мечтание заключается в том, чтобы быть вызванным лично к Вам. Поверьте, не потому только, что вижу в этом самую выгодную возможность, а потому, что Ваш разговор со мной по телефону в апреле 1930 года оставил резкую черту в моей памяти… Я не избалован разговорами. Тронутый этой фразой (Вы сказали: “Может быть, Вам действительно нужно ехать за границу…”), я год работал не за страх режиссером в театрах СССР…» [60]