Русский вираж. Куда идет Россия? - Владимир Рудольфович Соловьев

Осенью 2011 г. десять тысяч человек собрались в Москве, чтобы утвердить список «Единой России» на выдвижение в Государственную думу. Речь, как всегда, шла о партийной тройке, но в этот раз бюллетени были довольно странными: под номером один никто не был указан — стоял прочерк. Десять тысяч человек приехали из разных городов. Конечно, как всегда бывает на такого рода мероприятиях, ряд речей был заготовлен заранее. Атмосфера была приподнятая. Как-никак, съезд — это всегда съезд, тем более правящей партии.

Именно в этот момент особенно часто заходили разговоры о том, что же будет потом, пойдет ли Дмитрий Анатольевич на второй срок, или вернется Владимир Владимирович, или вдруг появится некий третий кандидат. Путин интриговал западное сообщество фразами «вам понравится», Медведев говорил о том, что ему нравится заниматься президентской работой, но каждый подчеркивал, что у них очень хорошие отношения друг с другом и полное взаимопонимание.

Речь о третьем кандидате в том или ином виде заводилась не раз, хотя и тут звучало плохо замаскированное признание приоритета мнения Путина. Вроде как если Путин захочет, то, может быть, будет и кто-то третий. Кого только ни называли этим третьим — начиная от Валентины Матвиенко, которая, услышав это предположение от Алексея Венедиктова, схватилась за сердце и сказала: «Боже, Боже, не говори так!» — и заканчивая кандидатурой Дмитрия Козака. Но по большому счету это как раз была такая ситуация, когда в качестве третьего можно было назвать человек двадцать, и все понимали, что при желании Путина кандидатом мог быть выдвинут любой из них.

Одного из сотрудников администрации президента Медведева спросили: кто, по его мнению, пойдет на президентские выборы? Он ответил очень философски: «Посмотрите на график. У президента график рабочий, у премьера — избирательный». Действительно, президент постоянно находился в рабочих поездках, количество их было феноменальным, и понять, каким образом человек, пусть даже тренированный, пусть даже относительно молодой, способен выдержать эти бесконечные перелеты и напряжение, было сложно.

В свою очередь, график премьера был в гораздо большей степени, если можно так выразиться, рассчитанным на восприятие широкой аудитории. И конечно, в итоге это не могло не сказаться и на рейтингах каждого из политиков. Традиционно рейтинг Путина был чуть выше; в какой-то момент казалось, что рейтинг Медведева может подняться до сравнительно близких значений, но летом 2011 года, после изменения графиков тандема, стало ясно, что разница по крайней мере перестала сокращаться.

Но любые домыслы приобрели совершенно иное звучание после того, как эти два человека поразили воображение всей страны. «Мы посовещались и хотим довести до вашего сведения, что я решил возглавить партию «Единая Россия» на выборах, — сказал Медведев, — выдвинуть в кандидаты на должность президента Путина Владимира Владимировича, а в случае его победы на выборах я хотел бы заняться практической работой и стать премьер-министром».

Наверное, если бы сообщение ограничилось только этим, отношение было бы несколько иным. Но Дмитрий Анатольевич пояснил, что, оказывается, о такой рокировке они с Путиным договорились еще четыре года назад. Возник справедливый вопрос: почему же партия, лидеры которой, оказывается, договорились о чем-то еще четыре года назад, ничего не знает, а десять тысяч человек пришли, чтобы посмотреть на прочерк в бюллетенях?

Нет, конечно, с позиции любой партии более чем разумно, когда заранее честно объявляется: этот человек поведет партию на выборы, а того мы увидим кандидатом в президенты. Это благородно, цивилизованно, и, пожалуй, было бы даже хорошо, если бы каждая из политических сил, идущих на выборы, поступала таким же образом. Тем более что «Единая Россия» действительно претерпела большое количество демократических изменений, начиная с самого, пожалуй, важного — идеи проведения праймериз, которая резким образом сокращала возможность «денежных мешков» покупать места в партии.

Плюс — путинская идея «Народного фронта», которая тоже не могла не повлиять благотворно на состав кандидатов в депутаты, поскольку большое количество людей, которые по тем или иным причинам не хотели ассоциироваться с партией «Единая Россия», как, например, доктор Леонид Рошаль, получили возможность тем не менее объединиться под именем Путина и участвовать в парламентской кампании.

И все же возникла легкая неловкость. Несколько раз после этого президент Медведев, пользуясь средствами массовой информации, пытался объяснить свой поступок — то в беседе с руководителями телевизионных каналов, то с блогерами, и каждый раз суть сводилась к тому, что «мы давние друзья, мы ведем единую политику, но рейтинг у Путина был чуть выше». Ну конечно, рейтинг у Путина был чуть выше, и тому есть как объективные, так и субъективные причины. Однако в любом случае довольно странно мерить рейтинг до начала собственно избирательной кампании. Да и Запад отнесся к ситуации без достаточного понимания — не случайно Кондолиза Райс высказалась об этой рокировке в высшей степени негативно, заявив, что демократия превращена в России в пародию на самое себя.

Решение Путина и Медведева поменяться местами выглядело с одной стороны очевидным, а с другой — достаточно неожиданным. Не то чтобы Путин не вызывал доверия — рейтинги и опросы по-прежнему были очень высокие. И не то чтобы Медведев сказал что-то не так. Просто казалось, что Медведев скорее ассоциирует себя с какой-то иной силой. Конечно, после того как он сказал, что он плоть от плоти «Единой России», вопросы отпали. Однако до этого вся риторика была скорее направлена на необходимость модернизации партии и борьбу с чиновничеством в «Единой России».

За все годы президентства Медведева теория, что он может просто формально поменяться с Путиным местами, практически не обсуждалась, и то, как повернулись события, оказалось большой неожиданностью для российской политической элиты, а главное, для тех неформальных центров силы, которые привыкли осуществлять реальное управление страной через правительство. Медведеву пророчили либо второй президентский срок, либо должность в сфере внешней политики, безопасности, в судебной системе, преподавательскую деятельность или представительство в какой-либо международной организации. То, что он вдруг займет пост главы правительства, многих повергло в настоящий шок.