Грехи наши тяжкие - Евгений Лукин Страница 9

– А? – подмигиваю им. – Ничо смотрюсь?

Странно. С кем из ровесников ни поговори, все стоном стонут от их нашествия, а мне хоть бы хны. Приятно, знаете, тешить себя иллюзией, будто кому-то ты интересен. Раньше на что только не шёл человек, лишь бы привлечь внимание к собственной персоне: с крыш прыгал, в Интернете скандалил, врал о встречах с инопланетянами… Теперь это, на мой взгляд, лишние хлопоты. Готовишь ли ты яичницу из двух яиц, моешь ли посуду, слоняешься ли из угла в угол – всё под присмотром, причём неизвестно чьим. И почему бы, кстати, не предположить, будто в данный момент Ольга Марковна хмуро сидит перед монитором, оценивает под разными углами зрения нынешний рельеф моих грудных мышц и, чем чёрт не шутит, может, даже осознаёт с тоской, какой она была дурой, подав на развод…

Когда-то по молодости лет я упорно пытался начать новую жизнь с понедельника. До обеда меня хватало, а дальше всё шло как раньше. Однажды осенило: а что, если начинать новую жизнь с утра? Ежедневно! И знаете, почти получилось: в течение месяца я жил до обеда по-новому, а после обеда по-старому. Потом надоело – махнул рукой и больше не рыпался.

А теперь вот появились «клопики».

Так что есть и от них какая-никакая, а польза. Не подглядывай они за мной, вряд ли бы я столь вызывающе вёл здоровый образ жизни, всем назло корячась по утрам на перекладине турника. Наконец-то в долгом списке моих привычек завелась хотя бы одна хорошая. Курить бы ещё бросить…

* * *

Раздаётся звонок в дверь. Накидываю халат, иду открывать. Соседка по этажу. Не та пенсионерка справа, что беспокоилась насчёт исчезновения пауков, – другая, бальзаковского возраста. Постбальзаковского. Та, что слева. Утренний марафет наведён, звёздчатые глазёнки гневно растопырены.

– Вы что себе позволяете!

– А что я себе позволяю?

– Нет, но как вам это нравится! – возмущённо взывает она к потолку прихожей, где, слившись с побелкой, наверняка притаились всё те же ползучие объективчики. – Расхаживает средь бела дня нагишом – и спрашивает!

– Вообще-то на мне халат.

– Сейчас – да!

– И это моя квартира. В чём хочу, в том расхаживаю.

– Ой… – презрительно кривится соседка. – Вот только не надо мне ля-ля… Зря стараетесь! Вы вообще не в моём вкусе. «Ничо смотрюсь?» – с ядовитым присвистом передразнивает она меня.

– Идите к чёрту, девушка, – миролюбиво предлагаю я. – И «клопиков» своих, если можно, прихватите…

– Моих?!

– Ну не моих же…

– Именно что ваших! – взрывается она. – Вы – эксгибиционист! Вы их сами по стенам рассаживаете!

Моргаю, шалею, потом начинаю хихикать самым неприличным образом – и никак не могу остановиться.

– На порносайт выложу… – злобно шипит соседка. Отступает на шаг и хлопает моей дверью, словно своею собственной. От сотрясения на голову мне с потолка падает «клопик»-переросток. Со стуком рикошетирует на пол, белый, как таблетка, шустро переворачивается и суетливо ползёт к стенке, до которой, между прочим, полметра. Подсадить, что ли? Нет, не стоит. Сам доберётся. И так вон уже меня из-за него в эксгибиционисты определили!

На порносайт выложит! Туда ещё поди пробейся – на порносайт… Не думаю, чтобы кого-либо привлекла такая скукотища, как утренняя гимнастика. Хотя бы и нагишом.

Я поворачиваюсь и в задумчивости иду в кухню готовить яичницу из двух яиц.

* * *

Та-ак… А куда же это, хотелось бы знать, запропала моя любименькая чугунная сковородочка? На конфорке нет, в холодильнике тоже. Да и что ей там делать, в холодильнике? Наверняка стоит где-нибудь на виду, ухмыляется втихаря… И свалить, главное, не на кого – живу один: ни кошки, ни жены.

Для того чтобы предмет исчез, мне, как правило, достаточно его переложить или хотя бы передвинуть. Может, машинально засунул в сушилку для посуды? Тоже нет. Странно…

Податься некуда – врубаю компьютер, вызываю на плоский обширный экран общий план моей кухоньки, командую обновить картинку… Эк, сколько вас, оказывается, за ночь понаползло – весь монитор в красных метках, как из пульверизатора брызнули! А которые тут со вчерашнего дня шпионят? Ага… Стало быть, ты, ты и ты… Остальные либо новички, либо выбрали невыгодную для наблюдения позицию.

Ужинал я вчера поздно, часов этак в одиннадцать… Копирую коды нужных «клопиков», ввожу дату, время, прокручиваю отснятый материал… Стоп! Теперь помедленней. Ну конечно! Поставил вымытую сковородку на подоконник и накрыл тарелкой – попробуй угляди её теперь без современных технических средств…

* * *

Если хотите, облейте меня презрением, но нынешнюю власть я уважаю. По-настоящему мудрый правитель никогда не станет делать того, что могут с успехом проделать сами подданные. Взять, скажем, Оруэлла с его Министерством Правды (или какое там у него министерство слежкой занималось?). Мало того что пришлось каждое помещение оснастить за казённый счёт телевизором с видеокамерой – к этой механике же ещё и штат наблюдателей нужен, и каждому наблюдателю, будь любезен, содержание обеспечь! Так, пожалуй, и по миру пойдёшь… То ли дело теперь! До сих пор не пойму, расценивать ли случившееся как свидетельство великого ума наших государственных мужей или же, напротив, полного отсутствия такового. Всего-то-навсего позволили ввозить «клопиков» беспошлинно, благо Китай и Америка у себя их запретили. А русского человека хлебом не корми – дай подглядеть, чем сосед занимается. В итоге ни копейки из бюджета не потрачено, а вся страна – под колпаком у всей страны.

Ох, какой, помню, поднялся визг в Парламенте, когда до самих наконец дошло, что они натворили! Однако поздно было визжать – уж больно крутые бабки закрутились. Всем пришлось приспосабливаться: от домохозяйки до министра…

Сам я ни разу эту электронную мелюзгу никому не подпускал, и не потому, что сильно порядочный – скорее из экономии: зачем тратиться, когда можно и к чужим объективчикам прицепиться? Вот и цепляюсь. Тем, кстати, и живу…

Размышления мои вновь прерывает дверной звонок. Отправляю вымытую тарелку на проволочный стеллажик сушиться, иду к двери. На сей раз Мирон с третьего этажа. Седоватый клинышек бородки, торчащий почему-то не вниз, а вперёд, оскаленные кривые зубы, горестный вопрошающий взгляд сквозь большие старорежимные очки. В руке – непрозрачный пластиковый пакет с цилиндрическим содержимым. Не рановато ли?

– Трудишься или?.. – осведомляется он.

– Или. Проходи.

Мы проходим в кухню. Вернее, прохожу один я – Мирон обмер в дверном проёме.

– Да что ж ты опять делаешь! – болезненно охает он. – Где веник?

– Под турником. В углу.

Пакет бережно ставится на порожек кухни, а мой закадычный друг исчезает в коридорчике. Вернувшись во всеоружии, принимается обметать стены и потолок. Дробно сыплются белёсые «клопики», особенно хорошо различимые на тёмном ламинате. Всех их Мирон беспощадно сметает в любезно предложенный мною совок и топит в унитазе, не поленившись спустить воду три раза подряд.