Охотник - Михаил Кликин Страница 9

– Тая, расскажи нам про Ламию, – попросил семилетний Боря Долматовский и подвинулся поближе к очагу.

– Опять? – нахмурилась девушка. Ей сегодня поручили опекать соседских малышей, и она очень устала. Больше всего на свете Тая хотела бы сейчас лечь на свою койку, укрыться мягкой выделанной шкурой и крепко уснуть, забыв все переживания, освободив голову от мыслей и сомнений.

– Расскажи что-нибудь новое, – сказал Боря. – Но обязательно про Ламию!

– Ну хорошо…

Было уже поздно, но на улице только начали сгущаться сумерки. За стенами яранги пофыркивали и переступали копытами олени, пасущиеся в близком загоне. Звенели комары. Слышались людские голоса – после праздника скопилось много дел, так что спать было некогда.

– Однажды старый и опытный охотник, которого все звали Сигом, отправился к морю, – начала свой рассказ Тая.

– А сколько ему было лет? – спросила пятилетняя Медина, черноволосая низкородка, на удивление сообразительная для своих лет и своего статуса.

– Тридцать, – ответила Тая.

Дети восхищенно выдохнули. Глаза их засветились неподдельным интересом.

– Ламия его съест? – спросил Петя Чуб, самый старший из собравшихся здесь детей.

– А вы слушайте, – сказала Тая. – И всё узнаете.

Она выдержала паузу, помешала в очаге угли и продолжила рассказ:

– Пять дней и ночей шел охотник, но ему не везло: все звери словно попрятались. Не было их в тундре, не было в лесу. Не было у озера и не было на берегу реки. Даже птицы куда-то пропали. Только два черных ворона преследовали охотника, каркая с высоты. В конце пятого дня нашел он старую избушку с крохотным окошком около крепкой двери. Зашел внутрь, осмотрелся и решил тут переночевать. Развел огонь в маленькой печке, приготовил поесть, перекусил и сразу лег спать, потому что сильно устал. А ночью вдруг слышит: у-у-у! Кто это там?

– Волк! – догадалась Медина.

Тая кивнула:

– Огромный черный волк вышел из леса. А с ним еще один. И еще. Целая стая голодных волков окружила избушку. Подошел Сиг к двери, выглянул в окошко – темно, ничего не видно. Стал он ждать утра. Ждал-ждал, вдруг слышит: у-ар! у-ар! Кто это там?

– Медведь! – выкрикнул Боря.

– Точно! Огромный черный медведь вышел из леса. Волки бросились на него, чтобы отогнать от избушки, где был человек. Но оголодавший медведь одному сломал спину, другому голову раздавил, третьего пополам разорвал. И сел у порога, чуя запах ужина и человеческого мяса.

– Страшно, – пискнула Зоя, до этого дремавшая в теплом пологе яранги, а теперь проснувшаяся.

– Стало светать. Выглянул Сиг в окошко, увидел медведя, прицелился в зверя из ружья – а патронов-то всего пять штук у него! И вдруг слышит – хрусь! хрусь! – по лесу кто-то большой и тяжелый идет, ветки ломает, кусты колышет.

– Ламия?! – предположил Петя Чуб.

Тая покачала головой:

– Обычный мутант из болота выбрался, почуял волчью кровь и медвежий запах, идет за добычей. Медведь на дыбы поднялся, зарычал. Стали они бороться, да так, что избушка того и гляди развалится. То в одного целится Сиг, то в другого – не знает, кто победит, а патронов ему жалко. Вот и ждет. Но заломал мут медведя, шкуру с него содрал, горло перегрыз. А как почуял запах человечины, подступил к двери, толкнул её. Сиг перепугался, дверь держит, знает, что мута убить только в голову или в сердце можно, а попробуй попади, если он на тебя с такого близкого расстояния бросится. И вдруг слышит – хрясь! бух! бах! – в лесу деревья трещат, ломаются, падают. Опять кто-то идет к избушке!

– Ламия!

– Точно! Высунулась из кустов: вроде маленькая. А потянулась – выросла выше избушки. Повернулась – вроде неповоротливая. А увидела двух воронов на сосне – хвать! – обоих сцапала, в бездонную пасть сунула, с перьями сжевала. Зарычал мут, увидев соперницу, кинулся на нее. А Ламия когтем его ткнула, да сразу и располовинила. Увидел это охотник, задрожал. Прицелился Ламии в голову, выстрелил – бах! – а пуля от головы отскочила. Прицелился второй раз лучше – прямо в глаз. Бах! Ламия ручищей махнула, пулю как слепня поймала, разглядела, расплющила да и выкинула. Всего три патрона у охотника осталось…

Дети затаили дыхание, слушая Таю. Она поднялась, сняла с крюка котелок с чаем, налила себе в глиняную чашку, выпила, откашлялась.

– А что дальше? – спросил Боря Долматовский.

– Может, завтра рассказать? – засомневалась Тая. – Поздно уже. Спать скоро. Напугаетесь еще, сны плохие увидите.

– Нет, нет, не напугаемся! – зашумели дети. – Не надо завтра. Сейчас расскажи! Пожалуйста!

– Ну ладно…

Тая повесила котелок на место, бросила на угли горсть хвои, чтобы чуть освежить воздух в яранге, и вернулась на место.

– Почуяла, значит, Ламия человека в избушке. Подошла, тронула бревенчатую стену – да так, что венец от венца оторвался. Сиг выстрелил опять, в сердце её целясь – но пуля в волосах и шерсти запуталась, застряла. Тогда схватил он котелок с горячей похлебкой, бросил в Ламию, попал точно в рыло. Облизнулась она, избушку оставила, стала с земли похлебку слизывать. Понял Сиг, что надо чем-то отвлечь Ламию, чтобы она избу не ломала. Раскрошил лепешку, женой перед походом испеченную, кинул в траву. Стала Ламия на четвереньках ползать, крошки собирать. Страшно хочется ей человечьей еды! Ведь раньше была она человеком. Потому, наверное, и человеческого мяса ей тоже хочется… Час прошел – съела Ламия все хлебные крошки. Уже вечереет. Ищет Сиг, чем бы еще Ламию отвлечь: вывернул свой мешок, кинул в окно вяленую оленину, потом рыбу. Надеется, что, когда ночь настанет, выберется он из избушки и сбежит. Целых два патрона у него еще осталось! Может, можно еще спастись. Кормит Сиг Ламию и не замечает, как она растет. Волков разорванных проглотила, пока хлебные крошки подъедала. Медведя сожрала. От мутанта даже косточек не оставила. И чем больше она ест, тем сильней её голод становится. Кинул ей Сиг корешков в меду – и больше ничего у него не осталось. Проглотила их Ламия, взялась лапами за крышу – вот-вот оторвет, достанет охотника из домушки и проглотит. Что делать-то?..

Тая обвела взглядом слушателей. Те жались друг к другу. Представляли, наверное, себя на месте Сига – в сумеречном лесу, в избушке, вокруг которой бродит ненасытная Ламия.

– Вынул охотник острый нож, – сказала Тая. – Отрезал себе мизинец на левой руке, разрезал его на три части и выбросил в окошко. Почуяла Ламия свежую кровь, бросилась к свежему угощению. Вот и еще на минуту дольше прожил охотник. А на улице темнеет: то ли ночь подходит, то ли это Ламия свет закрывает. Отрезал охотник себе еще один палец – безымянный. – Тая показала детям свою руку, подогнув два пальца. – Раздул в печи угли, прижег раны. Всё ждет, когда Ламия отвлечется, когда, наконец, ночь наступит, чтобы попробовать убежать. А Ламии всё мало – вот-вот раскатает она избушку по бревнышку. Отхватил Сиг все пальцы на левой руке. Потом кусок мяса из ноги вырезал, покрошил и выбросил. Так и кормил Ламию, от себя по кусочку отрезая. Совсем темно стало. Пропала Ламия, не видно её, только чавкает что-то и хлюпает – то справа, то слева, то наверху. Вырезал охотник последний кусок – самый большой, самый сочный. Прижег рану. Встал, качаясь, постанывая от боли. Шагнул к двери, чуть её приоткрыл и что было сил швырнул мясо в темноту. Пусть, думает, Ламия отвлечется, а я как раз от нее и сбегу. Выждал немного, высунул руку без пальцев на улицу – всё равно проку от нее теперь немного. А потом и сам выглянул. Ничего не увидел – тьма-тьмущая. Осторожно из избушки выбрался да и покрался куда глаза глядят. И странно ему – под ногами вроде хлюпает что-то, а сверху капает. Леса не слышно. И запах стоит тяжелый – аж дыхание спирает. Уткнулся Сиг руками во что-то скользкое, теплое и мягкое – понять не может, что это такое. Идти надо, а не получается. Щупал он, щупал преграду, потом не выдержал: достал кресало, высек искры. И увидел…