Серые муравьи - Кирилл Домбровский Страница 9

25 июня.

16 часов 47 минут.

К середине дня стало пасмурно. Над землей повисло пустое бесцветное небо, унылое и серое, как застиранные простыни бедняка.

По восточной федеральной дороге со свистом проносились блистающие лаком и хромом легковые машины, ревущие грузовики, красивые автобусы и тяжелые, высокие, как дома, фургоны, отсвечивающие алюминиевым блеском.

Васко Мораес держался на своей машине ближе к обочине. Его старый «плимут» выпуска пятидесятого года был таким ветхим и обшарпанным, что уже давно перестал вызывать насмешки мальчишек на улицах городов. Теперь прохожие смотрели на него чаще с удивлением, как на музейную редкость, поражаясь тому, как может самостоятельно двигаться такая развалина. Васко Мораес купил эту машину несколько лет назад на свалке за восемьдесят семь долларов, и она уже хорошо послужила ему. Для его профессии возможность передвижения была едва ли не основной гарантией заработка. Профессия Мораеса состояла в том, что у него не было вообще никакой профессии. Он брался за любое дело, если оно не требовало специальных знаний и квалификации. А такие работы обычно носили случайный, сезонный характер. Чаще всего он нанимался на уборку фруктов или овощей. Сбор всегда нужно производить быстро и в определенное время. Поэтому фермеры охотно нанимают поденщиков. Но уборка заканчивалась, а вместе с ней кончалась и работа. Нужно было откочевывать севернее, где фрукты поспевают позже. Таким образом Васко Мораес начинал свой трудовой путь с весны в самых южных районах и, постепенно передвигаясь на север, доходил до границы с Канадой. Зиму он кое-как перебивался случайными заработками, а к весне снова оказывался на юге. Поэтому машина была для него единственным постоянным жилищем. Это был довольно распространенный тип кочевника двадцатого века — порождение стихийной погони за выгодой, порождение эпохи техницизма, когда человек, если он не успел вовремя закрепиться и приобрести необходимые знания и связи, оказывается навсегда выброшенным на обочины жизни.

Слева, обгоняя, с глухим нарастающим шумом промчался тяжелый грузовик. В открытое окно ударила упругая теплая волна рассеченного воздуха. Мораес почувствовал, как машина откачнулась вправо и снова выровнялась, когда грузовик его обогнал. Он привык к этим воздушным ударам, к плавному нарастанию и резкому спаду шума обгоняющих машин. Когда это бывал сверкающий лимузин, удар получался сухим и жестким, как пощечина. И звук нарастал внезапно почти до свиста и резко обрывался. Когда обгонял грузовик или автобус, гудящий рев нарастал постепенно, удар воздушной волны походил на приятельский толчок в мальчишеской свалке. Если машина работала на солярке, к этому добавлялся едкий дым, от которого слезились глаза и который не сразу выветривался.

Васко Мораес не мог ехать быстро, потому что «плимут» был очень старый и должен был прослужить ему еще неизвестно сколько лет. Он ехал медленно еще и потому, что все время высматривал поворот на ферму Томаса Рэнди, где был нужен поденщик.

Слева от Мораеса одна за другой проносились машины, справа тянулся унылый пустырь автомобильного кладбища. Мораес ехал посередине, между стремительным потоком новых машин и мертвой свалкой ржавых обломков.

Сзади раздался сигнал. Мораес посмотрел в расколотое зеркальце — это был громадный красный грузовик, тянувший на прицепе длинную мостовую ферму. Мораес всегда с уважением и сочувствием относился к водителям таких машин. Легко ли часами держать в руках многотонную махину и гнать, гнать, гнать по дорогам через леса и пустыни, в жару и в холод, ночью и днем, ночью и днем, все скорее и скорее, не имея права остановиться?

Грузовик надрывно ревел, прося дороги. Мораес принял правее, он вел свой «плимут» по самому краю шоссе, но грузовик не прекращал сигналить. Длинная ферма на прицепе мешала ему маневрировать. Мораес выехал на рубчатую обочину, колеса дробно застучали по бетонным зубцам, и почти одновременно он почувствовал мягкий удар горячего воздуха слева и ощутил резкий хруст в правом переднем колесе своей машины. Руль дернулся, и Мораес едва сумел удержать его. Он съехал на обочину и открыл дверцу.

Со свистом и воем пронеслась легковая машина.

Мораес обошел свой «плимут» и толкнул ногой переднее колесо. Оно было перекошено и болталось на ступице. Подшипник вышел из строя. Авария случилась потому, что раскрошился один из стальных роликов, имевший незаметный, ничтожный дефект, пропущенный много лет назад прецизионной машиной, контролирующей эти ролики на заводе в Детройте.

Лицо Мораеса, грязное, серое, изрытое оспой, как стены рейхстага в Берлине, стало еще мрачнее.

Человек, едущий на такой старой, разбитой машине, внутренне подготовлен к любым авариям, и все же авария бывает всегда неожиданной. Мораес растерянно оглянулся по сторонам. Дорога проходила лесом. О том, чтобы вызвать помощь с ближайшей бензоколонки, он даже не подумал. Весь его капитал составлял один доллар тридцать пять центов. Будь у него запасной подшипник, он мог бы сменить его за час. Но подшипника не было. Оставалось только одно — идти назад и пытаться раздобыть подходящую деталь на автомобильном кладбище.

Мораес достал из багажника ключ для коронной гайки подшипника и зашагал по шоссе.

Как быстро летят и земля и деревья за окном автомобиля и как медленно ползут под ногами острые камни, когда идешь по обочине!

Одна за другой, одна за другой, одна за другой, одназадругой, одназадругойодназадругойодназадругой мчались машины, пугая Мораеса шумом и свистом, обдавая пылью и едким запахом газов. Слева тянулся густой, словно бы совсем не тронутый цивилизацией, девственный лес, а справа — серая лента дороги с потоком куда-то спешащих автомобилей.

Мораес свернул с обочины, перебрался через канаву и пошел напрямик к автомобильному кладбищу.

Это был огромный пустырь, огороженный низеньким забором и заваленный ржавыми, искореженными, изуродованными временем и людьми автомобилями. Машины были навалены одна на другую в несколько слоев. Казалось диким и нелепым такое варварское уничтожение огромного труда, затраченного на создание всей этой никому не нужной теперь техники.