Ошибка 95 - Александр Соловьев Страница 9

– Не удивительно, что традиционные формы перевоспитания правонарушителей утратили свое значение, – сказал ведущий и пригласил очередного участника произнести вызубренную речь.

– Когда-то, веке в двадцатом, научные эксперименты, связанные с воздействием на сознание человека, считались антигуманными. Но Страшные Времена давно миновали. Новая конвенция ООН о правах человека позволила использовать биокибернетику и дальнодействующие стимосиверы, послужившие прототипом для создания биосиверов, для коррекции психического здоровья. В свою очередь представления о душевном здоровье человека стали другими.

Кофе закончился, и Ремо рассеянно разглядывал осадок на дне кружки. «Черт! – подумал он. – Похоже на Башню Правительства. Нет, больше на фаллос».

А передача все тянулась и тянулась.

Ремо наклонился к журнальному столику и, пробежав пальцами по сенсорам, вызвал мини-буфет. Си-прим подкатил ровно через двадцать секунд. Все это время Ремо смотрел на таймер и совершенно не слушал докладчика. Заполучив минеральную воду, он наполнил стакан, стенки которого тут же запотели, и с наслаждением сделал первый глоток. Потому что нет ничего лучше первого соприкосновения с тем, чего жаждал.

– После прений, длившихся около года, и подписания целого ряда соглашений административный союз принял закон «О праве граждан на имплантацию искусственного настроения», – бубнил очередной докладчик. – Была утверждена программа, в которую включили, наряду с реабилитацией преступников и адаптацией «замороженных», ряд социальных проектов. Киберлайф получил новые денежные вливания, и на этот раз они на порядок превышали предшествующие. На ученых возложили выполнение сразу нескольких государственных программ. Это ознаменовало начало работы Новой Системы администрирования, правопорядка, управления персоналом и социальных отношений.

Как только передача закончилась, Ремо вскочил и первым припустил к выходу, по рассеянности прихватив стакан с водой. Но дорогу ему преградил один из участников программы, оказавшийся не менее расторопным. Хоть убейте, Ремо не помнил, кто этот человек в унылом костюме и с постной физиономией.

– Я никогда не был вашим поклонником, – заявил он и как-то сразу стал еще менее симпатичен, – но вы очень популярны. Вам следовало бы эффективнее пользоваться этим. Я слышал, вы неоднократно отказывались баллотироваться на политические посты, хоть имели все шансы обойти соперников, причем с большим перевесом в голосах избирателей.

– Да, это так, – согласился Ремо и сделал попытку распрощаться, но неприятный собеседник и не думал так легко его отпускать.

– Вы завоевали сердца обширной аудитории, стоило бы обратиться и к разуму людей, а для этого нужен более серьезный репертуар. Тексты ваших песен, мягко говоря, это какие-то глупые стишки про любовь блямблямчиков и цурипопиков. В них же нет ни-че-го, ну ровным счетом НИЧЕГО! Никакой проблематики, никакой идеи!..

Ремо не выносил, просто ненавидел слово “серьезный”, но еще более он терпеть не мог людей, ничего не смысливших в любви. Его рука со стаканом воды почти самопроизвольно дернулась, и в следующий миг он с глубочайшим удовлетворением созерцал мокрую физиономию опешившего и наконец-то заткнувшегося политика.

Студия взорвалась овациями. Руководство канала должно было взвизгнуть, представив себе до каких высот взлетит рейтинг программы.

Ремо обернулся. К нему с невероятной прытью несся Жуль на своих коротеньких ножках, поблескивая бисеринками пота на залысинах. Передав ему стакан и предоставив улаживать ситуацию, Ремо с улыбкой поклонился благодарной публике и с высоко поднятой головой покинул студию.

На левой руке завибрировал браслет-миником – пришло сообщение. Немногие имели доступ к этому каналу связи. «Если кофейный осадок не врет…» – подумал Ремо. Увы, это было всего лишь приглашение на банкет хоть и от старинного друга, ныне шеф-оператора двенадцатого региона Фридриха Ганфа. И самое неприятное, все по тому же поводу: завершение демонтажа холодильных комплексов.

* * *

– Надо же, как бывает! – восторженно прошептала Бурцева, когда Мила окончила рассказывать историю знакомства с Рихардом.

Добрососедские отношения как-то сами собой упрочились. Произошло это после того, как Рихард переехал к Миле. Он оказал господину Бурцеву небольшую услугу: помог починить поливальную систему. В честь этого события Татьяна устроила праздничный ужин.

Мила от души рассмеялась – ей было легко и празднично. Она посмотрела в сторону сада. Там, на каменистой площадке между кустом барбариса и живой оградой из вяза Рихард и Руслан на раскладном мангале готовили барбекю из сочного террионского осетроида.

Дети Бурцевых играли на газоне; играли мирно, безмятежно – ни в клумбу не влезут, ни от родительских глаз не спрячутся, и Мила даже удивлялась, как это Бурцевой удается добиваться от них такого послушания. Но спрашивать ей не хотелось: во всем была такая удивительная гармония, такое всепоглощающее счастье, что Мила просто откинулась на шезлонге и, подставив лицо вечернему солнцу, в блаженстве закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Так вы вместе уже…

– Полгода. Точнее шесть месяцев одну неделю и три дня. И честно должна признаться: я никогда не была так счастлива. Я и Рихард – мы понимаем друг друга с полуслова. Он – редкий мужчина. Мой Рихард заботливый, внимательный, с ним можно поговорить о чем угодно.

– Как прекрасно!

– Удивительное дело, из этого центра мне так ни разу и не позвонили. Должно быть, продолжают бесплодные поиски моей половины и не знают, что я ее уже нашла, – рассмеялась Мила.

– А о вашем бывшем ничего не слышно?

– Он уехал куда-то далеко. Кажется в шестой регион. Работает по выгодному контракту. – Мила мысленно отмахнулась от всплывшего в памяти образа, как от назойливой мухи.

Болтовня о всяких пустяках продолжалась, пока мужчины не позвали их к столу. Хоть болтовня это громко сказано, говорила в основном Татьяна, потому что речь зашла о детях. Стоило коснуться какой-нибудь животрепещущей для нее темы, дальше можно было спокойно помалкивать и даже не особенно прислушиваться. В такие моменты Мила погружалась в созерцание Рихарда. Ей нравилось в нем абсолютно все: как он слегка наклоняет голову набок, рассматривая что-то, как двигается, улыбается.

Рыба получилась замечательной, и шардене, которое выбрал Рихардом, было нежным и легким, и очень шло к этому волшебному майскому вечеру.

Бурцевы были милы и разговорчивы, дети ели за соседним столиком и не создавали проблем. Вечеринка удалась.

А поздно вечером, когда гости попрощались и пошли спать, они остались с Рихардом вдвоем, и Мила совершила феерический полет среди звезд, которые были так недосягаемы прежде, теми одинокими ночами, когда она смотрела на них сквозь прозрачный потолок.

Иной раз они не спешили в постель, а сидели в беседке, слушая песни сверчков, ни о чем не говоря, просто держась за руки. О, как же ей нравились эти вечера, эти прекрасные теплые ночи и волшебные утренние пробуждения! Мила все чаще начинала подумывать, что с таким мужчиной не страшно заводить детей, тем более что, кажется, и он об этом мечтает. Между прочим, она невольно стала обращать внимание на то, что все телеканалы трубят о снижении рождаемости. Ее так и подмывало узнать мнение Рихарда на этот счет, и однажды она, спросила. В ответ он привлек ее к себе, посмотрел черными, как бездна, глазами и нежно поцеловал.