Мародер - Виталий Забирко Страница 9

Второй пункт не выдерживал критики, так как Событие, ради которого я сюда прибыл, оставляет для акции не более часа и не пересечься с другим пиллиджером во времени мы никак не могли.

Третий пункт также был весьма сомнителен. Если бы какой-нибудь местный каким-то образом узнал о Событии и действовал бы без джампа, он мог обогатиться миллионами, если не миллиардами долларов. В отличие от местного, пиллиджер, к сожалению, может брать только те деньги, которые не приведут кфлуктуационному сдвигу реальности. Таких денег, вычисленных мной на вариаторе, насчитывалось около ста пятидесяти тысяч, из которых моя добыча составляла сто тридцать. Оставшиеся двадцать тысяч я предпочел не брать, так как для этого требовалось быть в одно и то же время в двух, а то и трех близких друг к другу местах. Рассчитать временную петлю практически невозможно, и последствия, если решиться на нее, непредсказуемы. Лучше довольствоваться частью и не жадничать, чтобы не подавиться. Береженого и Бог бережет. Вряд ли сэр Джефри нацелился на оставшиеся тридцать тысяч – слишком маленькая сумма для пиллиджера. К тому же тогда наши пути обязательно пересеклись бы во времени, что непременно, согласно пункту второму, отразилось бы на погрешности моих расчетов.

Оставался четвертый пункт, весьма нелепый для хронера. Зачем, спрашивается, хронеру инертно наблюдать за Событием? Дивидендов это не приносит, на что же он тогда здесь живет? Инертно наблюдают за событиями только блюстители стабильности, но они все постанты, а сэр Джефри ярко выраженный реликт. Или служба стабилизации наняла его в качестве агента, чтобы следить за мной? Это что еще за инспекция? Я о такой не слыхал…

Было еще одно предположение, но я его даже не стал вносить в перечень рассматриваемых вопросов. Когда Гудков открыл принцип перемещения во времени и испытал первую установку на практике, никакой службы стабилизации не было. Точное время создания службы стабилизации не известно, но, думаю, лет пятьдесят, как минимум, совершались не подконтрольные никому перемещения. Быть может, сэр Джефри из тех самых времен? В пользу такой гипотезы вроде бы свидетельствует его не в пример здоровый для реликта внешний вид… В то же время служба стабилизации должна знать наперечет все перемещения «диких» хронеров прошлого и держать их под неусыпным контролем. Естественно, я не могу обсчитать поведение «дикого» хронера, равно как и обычного, и здесь остается только надеяться, что служба стабилизации не спит, не дремлет, и мне ничего не грозит.

Так и не придя ни к какому выводу, я отодвинул в сторону вариатор и откинулся на спинку кресла. Третий час ночи. Выверенный на вариаторе по минутам и действиям распорядок полетел к чертовой матери. В восемь часов вечера я должен был поужинать в ресторане и сейчас спать младенческим сном, чтобы с утра, свежим и бодрым, приступить к работе.

Недосып для меня серьезной роли не играл – достаточно выспался в самолете, а поесть не мешало. Я снова пододвинул к себе вариатор, задал координаты гостиничного ресторана, нынешнее время и с удовольствием узнал, что ресторан работает круглосуточно. Обсчет на вариаторе заказа ужина в номер показал, что флуктуаций в связи с этим не намечается, за исключением заказа супа из акульих плавников. И в мыслях не было заказывать суп из акульих плавников, поэтому я не стал проверять, что могло бы случиться. Всего не объять, да и ни к чему. Когда приходится жить, контролируя каждое движение, слишком накладно интересоваться, что произойдет, если сделаешь шаг в сторону. Такие мелочи следует просчитывать в акции, когда шаг в сторону может получиться непроизвольным.

Позвонив в ресторан, я заказал две телячьи отбивные, овощной салат и минеральную воду. Услышав, что поздний ужин доставят через полчаса, я положил трубку, разделся и принял контрастный душ.

Посыльный доставил обед ровно через полчаса, немного удивился, что я в номере один, но ничего по этому поводу не сказал. Я расплатился, дав, как и рекомендовал вариатор, в меру шедрые чаевые, выпроводил посыльного и сел ужинать.

Не перестаю восхищаться местной кухней. Отбивные были теплыми, сочными, овощи в салате свежими, хрустящими, с неповторимым вкусом живой растительности. Такое может понять только человек, который все детство и юность глотал жиденькую похлебку из переваренного мутагенного лишайника.

Когда я голоден и ем в одиночестве, во мне просыпается неуемная жадность. Ужин я проглотил в одно мгновение, естественно, не насытился, но в еде стараюсь себя ограничивать. Обрастать жирком при моей работе – непозволительная роскошь. Пиллиджер, который утратил сноровку, растолстел, стал неповоротлив, приобрел одышку, уже не пиллиджер. Надо, надо приучать себя есть медленно и понемногу, хотя я не уверен, что у меня это когда-нибудь получится. До конца жизни не утрачу жадности к еде. Любой реликт со мной согласится.

Я настолько потерял контроль над собой, что чуть не вылизал все тарелки, но вовремя спохватился. Стоит расслабиться один раз в одиночестве, как это может повториться на людях. И все же маленькую слабость я себе позволил, кусочком хлеба вымакав досуха соус. Добрая тут еда.