Письма полковнику - Яна Дубинянская Страница 9

— Билет номер двадцать пять. Гы-гы. Исторический роман двадцатых годов прошлого века. Ни фига себе!.. Творчество Г. Ан-то-ко-ловского. Тю!.. А кто это такой?

— Не паясничайте, Бушняк. Если вы не готовы, кладите билет и можете быть свободны.

Что-то такое звучало сегодня в ее голосе. Неуловимое, как низкие частоты в треснувшей трубе органа. Бесстрастная и безжалостная звуковая волна, на пути которой лучше не стоять. Оказавшись в непосредственной близости от ее источника, это понимали все. Все до единого. От директрисы, которая после трех подряд неудовлетворительных оценок (а кто виноват, что класс явился тотально не готовым к экзамену?) выбежала из кабинета, вероятно, советоваться с кем-то вышестоящим, — и до этого недомерка, на глазах теряющего ошметья наглости и хулиганского куража.

Бушняк сглотнул, сник, встал из-за экзаменационного стола. Если он, великовозрастный второгодник, не сдаст экзамена и не будет переведен в следующий класс, то загремит прямиком в армию. Он был прекрасно осведомлен, что классная руководительница об этом знает. Но не мог предположить, что ей будет до такой степени всё равно.

Функция, принимающая экзамен по литературе в десятом классе. Не больше.

— Кто следующий?.. желающих нет? Тогда продолжим по списку. Дмитриев.

Как еще долго, тоскливо подумала Эва. Хотя, собственно, куда торопиться?

— Тяните билет.

Где-то на краю поля зрения короткопалая рука с обкусанными ногтями зависла над рядами белых прямоугольников. Проделала шутовские манипуляции — класс отозвался безрадостными нервными смешками — и наконец спикировала указательным пальцем вниз. Исчезла вместе с билетом. Поднимать глаз Эва не стала.

— Шестнадцатый.

— Хорошо, — она сделала пометку. — Идите готовьтесь.

— А если я без подготовки? — осведомился мальчишеский голос. — Мне тогда полагаются дополнительные баллы, правда?

По классу пробежал ропот, и стало очевидно, что тут кроется подвох; с этим Дмитриевым, с трудом припомнила Эва, никогда не обходилось без подвоха. Пусть. Сегодня она чувствовала себя неуязвимой, словно крепостная стена замка над морем. И такой же равнодушной.

— Попробуйте.

— Поэты-авангардисты начала века, — с порочным предвкушением в голосе начал Дмитриев. — Разнообразие направлений и школ. Творчество Петра Деомидова. Рассказываю. В начале века в поэзии пышным цветом расцвел авангардизм. Направлений и школ было великое множество. Наиболее ярким представителем своей школы был Петр Деомидов, прославившийся авангардистскими стихами. Второй вопрос: образ Никиты в повести А. Миненко «Хлеб». Это очень яркий, запоминающийся образ, в котором талантливый писатель А. Миненко мастерски раскрыл свое видение психологии главного героя. Повесть «Хлеб» по праву является образцом…

Она посмотрела вдаль, поверх головы отвечающего и прочих перепуганных, но любопытных голов. За последней партой в компании полусонной тетки из гороно страдал физик Лимберг. Встретившись взглядом с Эвой, мгновенно опустил глаза; ему было стыдно. За то, что малодушно согласился подменить директрису, что теперь истово, как невеста моряка, ждет ее возвращения, ну и, конечно, за свой будущий отчет о мероприятии, от написания которого никак не отвертеться. Эва усмехнулась. Ни малейшей жалости к Лимбергу она не испытывала.

Она вообще не испытывала сегодня никаких чувств.

— У вас всё? Два.

— А дополнительные баллы? — злорадно осведомился ученик.

— Это с учетом дополнительных, — пояснила Эва. — Придете на переэкзаменовку. И советую все-таки подготовиться. Кстати, Анна Миненко — женщина. Следующий!

Напоследок она скользнула взглядом по его лицу: растерянные гляделки между пунцовыми крыльями оттопыренных ушей. Как же так?! Ведь училка должна была оценить находчивость и натянуть удовлетворительную оценку, на чем и строился расчет; сорри. Сегодня ты имел дело с чистой функцией, лишенной чувства юмора.

Класс притих, затаился так, что с задней парты донесся шелест страниц дамского романа на коленях у гороношной тетки. Вопрос о желающих не стоял.

— Дымов, тяните билет. Андреева, вы готовы отвечать?

— Д-да, Ева Николаевна, — на бледную отличницу в очках было жалко смотреть; в смысле, кому-нибудь было бы жалко. — Билет номер семь. Периодизация литературы двадцатого века. В общем… ну… На сегодня существуют три основные периодизации литературы этого периода. Согласно первой из них, вся литература двадцатого века делится на три основных периода, каждый из которых, в свою очередь…

…Воинские почести свелись к бордовым подушечкам, куда прикололи кресты и многоконечные звезды нездешних орденов, да к залпу из ракетницы на треножнике, похожем на фотографический штатив. Караульные солдатики трясли в воздухе ненастоящими винтовками, увенчанными совсем уж опереточными штыками. Два цивила, курировавших церемонию, разумеется, были в штатском. Эва так и не смогла разобраться, с кем из них ей пришлось беседовать на днях. Оба смотрели на нее с одинаковым дежурным сочувствием, за которым нарочито маячило некое тайное, даже интимное знание — и укоризна: вас же предупреждали, Ева Николаевна. Вслух ничего подобного, конечно, не произносилось. И она отмахивалась от расшифровки этих взглядов, пытаясь сосредоточиться на другом, на важном и главном; хотя бы теперь…

Не получалось.

Всего лишь толстенный слой грима на мертвом лице, расплывающийся и меняющий цвет от жары. Блики на складках лиловой ткани, чересчур яркой, блестящей и хлипкой, наверное, после химчистки. Белые перчатки; а вот это неправда. Белых перчаток он никогда не носил… ни в прямом, ни в переносном смысле. Ну и что?

А потом была земля. Сухая, но липкая, никак не желавшая счищаться с ладони. Те же солдатики, прислонив винтовки к оградке соседней могилы, браво накидали лопатами приличный холмик. Просто перекопанная земля. Потом, когда она осядет, они, вероятно, поставят что-то вроде памятника… Эва подумала, что никогда больше сюда не придет. Зачем?