Нью-Йоркские ночи - Эрик Браун Страница 9

И тут появился латинос. Сначала, медленно и осторожно, высунулась макушка, затем поднятая правая рука с оружием. Увидев, что непосредственной угрозы нет, он перешел с лестницы на крышу и, пригнувшись, стал озираться по сторонам, словно оценивая вероятность неожиданного нападения. Холлидей почувствовал, что у него пересохло в горле. Когда и если все это кончится, уж ему найдется что рассказать Барни и Ким. Если, вот именно. А пока он слушал оглушительные удары собственного сердца и сознавал, что дышит слишком громко – такое пыхтение может выдать кого угодно!

Наблюдая за противником, Холлидей чувствовал, как желудок подбирается к самому горлу – он просто физически ощущал тошнотворный ужас. Латинос подобрался к первой антенне, той, что смотрела в сторону лестницы. Он приостановился и вроде бы размышлял, можно ли за ней спрятаться. Очевидно, решив, что тарелка представляет собой вполне достойное укрытие, он сунул револьвер за пояс, вытащил резак и нацелил его на антенну. Серебристая линия лазерного луча озарила тьму. Она рассекла металл, и верхняя часть тарелки с грохотом рухнула на бетонную поверхность. Господи! А если он так поступит с каждой?!

Латинос двинулся к следующей антенне и прорезал в ней длинную оплавленную щель. И вот он уже у группы тарелок, среди которых спрятался Холлидей. С расстояния двух метров бандит рассек первую и перешел к следующей. Мысль Холлидея работала с бешеной скоростью. Если он высунется – все, смерть. И к гадалке не ходи. Если останется на месте…

Латинос резанул еще по одной тарелке, и тут у Холлидея мелькнула мысль, как выжить в этой нечаянной встрече. Укрывающая его антенна стояла в ряду из трех вытянутых в линию тарелок, которые расположились друг за другом, как ложки. Чтобы подобраться к той, где спрятался Холлидей, стрелку придется подойти совсем близко… настолько близко, что сыщик сумеет прыгнуть на него и слегка “удивить”.

Холлидей напрягся, вынул пистолет, приготовившись воспользоваться им как дубинкой. Латинос располовинил первую из трех антенн (металл рвался с длинным скрежещущим визгом) и двинулся ко второй. Сейчас он находился не более чем в двух метрах от замершего сыщика. Если Холлидей станет ждать, когда враг соберется уничтожить его собственное укрытие, может оказаться слишком поздно. Пожалуй, он вынырнет, пока противник будет заниматься второй антенной и на мгновение потеряет бдительность.

Латинос поднял резак и выстрелил. Из дула вылетел серебряный луч и расколол тарелку по диаметру. Холлидей прыгнул сразу после выстрела, когда латинос еще только опускал оружие.

Он только раз коснулся бетона, взлетел в мощном прыжке и нанес сокрушительный удар прямо в солнечное сплетение противника. Тот повалился на спину. Холлидей снова подпрыгнул, обрушился на грудную клетку поверженного врага, придавил руку с оружием и, ломая кости, ударил по ней рукоятью пистолета. Пальцы разжались, и резак стукнулся о бетон крыши. Холлидей отшвырнул его подальше, только сейчас ощутив внезапный подъем при мысли, что все же может выбраться из этой заварушки живым. Он нащупал у лежащего брючный ремень, вытащил оттуда револьвер и забросил его как можно дальше. Его пленник вырывался изо всех сил, стараясь дотянуться до лица сыщика здоровой рукой.

Холлидей поднял свой пистолет и с силой обрушил его рукоять на скулу противника.

Никогда. Позже Холлидей убеждал себя, что никогда не мог он представить себе того, что увидел в следующий момент. Сначала он вообразил, что это галлюцинация, что адреналин от преследования и драки ударил ему в голову и повлиял на зрение.

По лицу латиноса пробежали быстрые изменения. Казалось, плоть просто таяла, теряла форму и определенность. На долю секунды лицо стало совсем иным, превратившись в почти неуловимое подобие какого-то другого существа, но Холлидей не успел даже понять, мужчины или женщины, молодого человека или старого. Слишком быстро это лицо вернуло себе облик латиноса, но тут снова произошла трансформация, и на сей раз новый образ сохранился на долгие пять секунд. На Холлидея смотрела хорошенькая блондинка, но глаза… сыщик заметил, что глаза красавицы горели тем же жестоким огнем, что и у латиноамериканца. Этот безжалостный взгляд наполнил сердце Холлидея таким страхом, которого он не испытал за всю сегодняшнюю охоту. Страхом необъяснимого.

Сыщик вскрикнул, откатился в сторону, вскочил на ноги и бросился бежать. Он хотел добраться до пожарной лестницы, но потерял ориентацию, запутался и двинулся совсем в другом направлении. Едва не разрыдавшись, он остановился и обернулся посмотреть на врага. Латинос… или кто он, черт возьми, на самом деле… пошатываясь и прижимая к груди поврежденную руку, медленно поднимался на ноги. Вот он заметил Холлидея и в тот же миг рванулся в его сторону. Внешне парень снова выглядел тем же латиноамериканцем, однако теперь в его чертах была некая расплывчатость, неопределенность, как будто они пытались вернуть себе привычный облик, но никак не могли нащупать правильную структуру.

Холлидей снова побежал, но тут же остановился. Он был на самом краю крыши. Придется встречать противника лицом к лицу. Господи, лишь несколько секунд назад он испытал почти эйфорию от нежданной победы, а теперь ее вкус отдавал такой горечью! Он сознавал: драка неизбежна, однако перспектива сразиться с чем-то, чего он не мог ни объяснить, ни понять, наполняла мозг иррациональным, почти первобытным страхом. Латинос приближался. Слегка пригнувшись, он двигался с грозной кошачьей грацией, явно готовый к любым попыткам Холлидея прорваться к спасению.

– Черт возьми, кто ты такой?! – закричал Холлидей, но ответа не получил.

Латинос просто смотрел на него в упор, не произнося ни звука, и это молчание казалось почти таким же жутким, как и его прежние метаморфозы.

Холлидей почему-то не ожидал, что противник сразу на него бросится, и прыжок латиноамериканца застал-таки его врасплох. Сыщик получил сокрушительный удар в солнечное сплетение и почувствовал, что летит на спину, испытав краткое – буквально на долю секунды, но очень острое и полное отчаяния ощущение, что он ничего, ну просто ничего не может сделать, чтобы остановить это падение.

Выворачивающее душу мгновение на самом краю, когда он бесполезно и бессмысленно молотит руками по воздуху, и все…

О господи!

И вот он летит вниз. Все произошло так стремительно, что Холлидей не успел понять, что уже практически мертв, что просто не может выжить после падения с высоты двадцати, нет, тридцати метров, однако ощущение краха окати-ло его волной нестерпимого ужаса. Его животное естество, настроенное только на выживание, лишилось выбора, са-мой возможности сражаться за жизнь и дико завыло от неизбежности уничтожения.

Потом он обо что-то стукнулся. Обо что-то мягкое. Тело как будто спружинило и покатилось. Боль острыми крючьями впилась в кости и мышцы, но не та, не смертная боль. Он скатывался вниз по какой-то куче, не сразу сумев осознать, что именно спасло ему жизнь. Мусор. Огромная куча полиэтиленовых мешков с мусором, которую не успели вывезти.

Он снова полетел вниз. На сей раз с небольшой высоты., Свалившись с упакованных отбросов, он вскрикнул – удар о землю оказался все-таки очень силен. Холлидей попытался встать на ноги, но умудрился лишь перекатиться на спину. Так он и лежал, уставившись в яркие россыпи звезд, не пытаясь сдерживать стоны и стремясь только не потерять сознание. Что-то теплое сбегало ему на глаза, очевидно, кровь, и он отстраненно размышлял: как же ему суждено умереть – от потери крови или от этого арктического холода? А потом на него снизошло умиротворение, и он затих.