Астронавты. Отвергнутые космосом - Рина Грант Страница 9

Дядя Фима кивнул:

— Это их последний полет, красивая. Они же все ветераны, с Майером вместе начинали. Боятся прогневить страховую, налоговую, пенсионный фонд… перед самым выходом в отставку потерять все — страшно.

Транспортер проехал еще с пару сотен метров по разбитой морозами бетонке, мимо мертвых модулей с поблескивающими черным иллюминаторами и встал. Дальше дороги не было — начинались биопосадки. Пластиковое покрытие парников запотело изнутри. Дядя Фима выскочил с водительской стороны, перебежал дорогу к первому ряду посадок, нагнулся и прижался носом к пластику, вглядываясь. Не отрываясь, поманил остальных.

Одним прыжком Живых рядом с ним. Присвистнул.

— Что там, что там? — Бой-Баба соскочила вниз, подбежала к товарищу и всмотрелась в пластик через его плечо. Там тускло, вполнакала, горели лампы. Конденсация струйками стекала по внутренней поверхности парника, открывая аккуратные ряды покрытых зеленым пластиком грядок с прорезями на равном расстоянии, из которых торчали сухие веточки и почерневшие листья. Между грядками стояли на рельсах огородные машинки. Не булькала в гидропонике вода. И странный звук, тихий и надрывный, доносился от работавших всухую помп.

Дядя Фима выпрямился, качая головой. Повернулся к остальным:

— Ну что, айда к Троянцу?

Сердце Бой-Бабы забилось: скорее, скорее туда. Она никогда ни о чем не мечтала — такой уж характер — и после суда запретила себе даже надеяться, что когда-нибудь вновь войдет в коралловую пасть Троянца.

А вот и она, в десятке шагов, и Тадефи машет им с Живых рукой, чтоб поторапливались.

Дядя Фима разглядывал зеркально-черную поверхность гигантского изогнутого диска с просвечивающими изнутри узорами, похожими на письмена. Повернул к ним голову, и глаза его светились радостью и страхом.

— Вы не представляете, братцы… я до этой самой минуты в них до конца не верил… Все думал — сказки журналистов, газетные утки. Но оно… они… ведь это — оно? — он протянул руку и остановил ее в сантиметре от поверхности, вблизи напоминавшей огромную перепонку, как на крыле у летучей мыши. — Их можно трогать? Оно не рассердится?

Бой-Баба кивнула и сама осторожно протянула оплетенную проводами руку к поверхности диска.

— Их можно гладить. Они это любят. Любят, когда с ними разговаривают. — Она коснулась стальными, членистыми пальцами диска, и по поверхности пробежала волна. Но спустя мгновение диск потемнел, спрятав письмена. Разводы были нездорового кислотно-зеленого цвета.

— Странно, — проговорила астронавтка. Поманила остальных и приблизилась к зеркальной стене.

Та, против ожидания, не расползлась от ее мысленного приказа, как пленка на глазах проснувшейся кошки. Вместо этого маслянистые перепонки чуть приоткрылись и замерли, открыв в середине узкий — едва руку просунешь — проход. Живых что-то пробормотал. Дядя Фима подошел поближе и заглянул внутрь.

— Темно, — сообщил он, не поворачиваясь.

— Такое ощущение, что он… нездоров, — сказала Бой-Баба.

— А они вообще болеют? — Живых осторожно коснулся пальцем края перепонки, и та отпрянула, подтянувшись выше, как рожок улитки.

— Не знаю, — сказала Бой-Баба. — Наш-то всегда был в полном порядке. — Она подошла вплотную к отверстию и вгляделась, но дядя Фима был прав — внутри стоял мрак.

— Я слышал, — проговорил охранник, — что они подпитываются энергией экипажа. А здесь он стоит на приколе… необитаемый… может быть, это…

— Ох, не лезь, — сказал Живых, повернувшись к Бой-Бабе.

Та не ответила. Когда-то она хорошо умела чувствовать состояние своего Троянца (из уважения к странно-живой природе этих неведомых созданий кораблями их никто не называл, а называли «носителями»), и сейчас ею вдруг овладел неосознанный страх, передавшийся от этой громадины. Бой-Баба вновь приложила ладонь к покрытой слизью поверхности.

Троянец боялся.

— Успокойся, мой хороший, мой маленький, — зашептала она кораблю, как поджавшему хвост щенку, а мозг уже посылал волевой импульс, приказ командира: впустить нас внутрь.

Перепонки затрепетали и распахнулись, как лепестки диафрагмы. За ними показался тоннель, освещенный слабым багровым свечением.

Дядя Фима радостно оглянулся:

— Ну что, братцы, пошли? — и, шагнув на неверную, податливую поверхность, первым полез внутрь.

Минуло уже почти тридцать лет с того дня, когда робот-исследователь обнаружил в затененной глубине лунного кратера первого Троянца. Подобный с виду морской раковине диск с добрый километр в поперечнике отзывался на любой мысленный приказ. Собственно, так люди и узнали, что роботы тоже наделены зачаточной способностью к мышлению.

Поначалу никто не доверял инопланетному кораблю. Кто знает, с какой целью его оставили? С легкой руки журналистов создание прозвали Троянским Конем и использовать не спешили. Но слишком велико было искушение, и еще совсем тогда молодого капитана Тео Майера пересадили на первого Троянского Коня, переименованного для краткости в Троянца.

С тех пор на астероидах и дальних планетах Солнечной системы обнаружили еще с десяток дисков. И мир изменился. Открыв Троянцев, человечество смогло наконец выйти в дальний Космос. Диски обладали свойством выбирать наикратчайший путь к точке, заданной мысленным приказом, и устремлялись к ней путем, известным только их давно сгинувшим создателям. За три десятилетия люди освоили несколько десятков планет в ближайших системах. Диски послушно доставляли на Землю руду и минералы, без которых земное производство давно уже встало бы.

Повинуясь робкой просьбе первых исследователей, Троянцы выдали на-гора множество удивительных и часто бесполезных вещей, но лучшим их творением стал аппарат дальней связи. Как сами Кони преодолевали десятки световых лет одним скачком, так и связь между ними не зависела от расстояний. Было только одно «но»: Троянцев было мало, срок их жизни был неизвестен, поэтому использовали их только в крупных межзвездных экспедициях. На коротких рейсах земные аналоговые корабли вроде древнего «Голландца» все еще служили: медленно, но верно. В полете проходили месяцы и годы, платили плохо, кормили и того хуже, но космос есть космос. Один раз там побывав, астронавт никогда больше не мог прижиться на Земле.

Обнаружение Троянцев также решило проблему «голландской болезни». Миллиарды прозябавших на мизерном пособии безработных во всем мире обрадовались — или сделали вид, что обрадовались, — созданию баз на новооткрытых планетах. Ведь им предложили ни много ни мало стать поселенцами и свалить на халяву в космос. Все издержки взяло на себя Общество Социального Развития, которое и финансировало содержание баз. А просидевшие всю жизнь на социалке приняли их помощь как нечто, полагающееся им по праву.

Но годы бесполезности меняют человека. Мало кто из бывших безработных сумел привыкнуть к новой жизни в лагерях поселенцев, где нужно было отвечать за свои слова и действия, вставать и ложиться по звонку, работать двенадцать часов в сутки просто для того, чтобы не сойти с ума от потерянности. Голландская болезнь — потеря интереса к жизни и атрофия инициативы у безработных-долгосрочников — настигала землян, куда бы они ни сбежали из Солнечной системы.