Долг наемника - Евгений Шалашов Страница 9

— Мерзавец вы, господин граф, — сказала Кэйт, прижимаясь ко мне.

— А что, святой отец больше грехи не отпустит? — забеспокоился я.

— Наш патер ремонт церкви затеял, — хихикнула фройляйн, перебирая волосы на моей груди. — Ну, представь себе — сколько лет наш храм стоял в запустении? От пейзан-арендаторов, какие деньги? Они больше зерном да репой десятину выплачивают, а это еще продать надо. А теперь ты появился. Ни разу не считал, сколько ты талеров пожертвовал? Патеру еще крышу менять, новые витражи ставить…Хочешь не хочешь, а ты теперь наш ктитор. И патеру деваться некуда.

— Значит, грехи отпустит?

— Ладно, с грехами потом разберемся, — отрезала Кэйт. — Ты скажи, зачем ты мне столько времени врал?

— Разве я врал? — хмыкнул я. Хотел сказать какую-нибудь глупость, но увидел, что фройляйн собралась обидеться, поспешно сказал: — Ну, ты же у меня умница. Сама обо всем догадалась. Ну, сама посуди — какой же я граф, если мое графство невесть где? Или, тебе непременно хочется стать графиней?

— Хочется. Одно дело — быть баронессой с купленным титулом, другое — именоваться графиней! Да, а каков твой полный титул?

— Граф д’Арто де Ла Кен.

— Артакс — чтобы голову не ломать? — догадалась девчонка.

Я в нескольких фразах рассказал Кэйтрин о своем низвержении из графов в наемники, о своих родственниках, упекших меня в солдаты, а потом попытавшихся вернуть в лоно семьи.

— Все-таки, не понимаю, — сказала Кэйт, приподнявшись на локте. — Ладно, поначалу тебе было обидно. Тебе сколько лет было, когда стал наемником?

— Двадцать.

— Хм. На целых два года старше, чем я. Ладно, — принялась рассуждать Кэйтрин. — Мужчины взрослеют медленнее, чем женщины. Допустим, поначалу тебя грызла обида на семью. Как пишет Енох Спидекур — подростковый эгоцентризм. Но потом-то? Ты двадцать лет обижался на своих родственников?

— Все правильно, — улыбнулся я неизвестно чему. — Поначалу, мне было обидно, а потом вдруг понравилось. Думаю, я был бы плохим графом, скверным герцогом. Ну, не могу себя представить в роли управляющего поместьем. А быть воином — простым солдатом, потом полковником, военным комендантом, получалось неплохо. Я всегда уважал людей, умеющих что-то делать хорошо. Хороший ремесленник, хороший купец. Вон, мой старый друг Енох, хоть и пьяница, но талантливый ученый, коль скоро даже такие умницы, как ты, читают его книги. А ты — замечательная девушка, толковая управительница.

— Подхалим! — легонько «боднула» меня Кэйт.

— Угу, — ответил я.

Я зевнул, невесть в который раз, смежил веки, собираясь заснуть.

— Подожди, — затормошила меня любимая, — у тебя весь день впереди, выспишься. Скажи — что герцогу от тебя нужно?

— Хочет, чтобы я нашел его сына.

— Наследник пропал? — взвилась Кэйтрин. — А почему об этом никто не знает?

— Мы с тобой знаем. Ну, еще с десяток человек. Хотя, может и больше. А зачем знать остальным?

Фройляйн Йорген опустилась обратно на подушку, немного подумала и твердо сказала:

— Правильно. Не стоит об этом никому говорить. Иначе — шум, сплетни. Фу, как я всего этого не люблю. Пропажа наследника — это секрет?

— Разумеется. Его Высочество считает, что наследнице рода Йоргенов доверять можно.

Кэйтрин с гордостью посмотрела на меня, выпятив нижнюю губу. Потом спохватилась:

— А когда ехать? И куда?

— Ехать завтра с утра. В Швабсонию.

— В Швабсонию?! — вытаращилась девчонка.

— А что такого? — удивился я.

— Но туда же невозможно проехать. Сплошные горы. Есть пара тропок, по которым купцы ходят. Из Швабсонии, в основном, книги несут, а у нас переписывают. Знаешь, сколько подлинник Спидекура стоит? Пять талеров! Из Силингии в Швабсонию вообще ничего не унести, даже часы. Они переход через горы не переносят.

—Но я-то оттуда как-то приехал? — пожал я плечами. — Мантиз из Швабсонии новости получает. Да тот же герцог, откуда бы он обо мне узнал?

— Ну, с тобой всегда все не так, как у людей. Кто бы еще додумался отправиться в Шварцвальд? Только ты. Значит, ты и туда можешь сходить, и оттуда.

Получается, да. И отыскать мальчика — это мой долг. Мой долг даже не перед герцогом, а перед тем краем, что принял меня и стал родиной.