Песнь копья - Илья Крымов Страница 9

Каменные города пали, как и все остальные в краю народа сару.

— Мы сражались, — с трудом, заставляя себя не дрожать от ярости и боли, переводил Тенсей слова Серебряного Дремма, — но их было бесконечно больше чем нас. Они упивались кровью и смертью. Наконец, когда не осталось ничего кроме отчаяния, мы бросили разорённый дом и устремились на восток. Наши старики и дети, кроме самых сильных, не пережили дорогу. Осколки разных племён… некоторые исчезли полностью. Такими, измученными, голодными и бездомными явились мы к вашим границам, и добрый господин Ойнлих распростёр над нами своё заботливое крыло. Прекраснейшая госпожа, у меня в жизни осталось лишь одно желание, одна мольба, обращённая к вам. Дозволены ли будут эти речи?

— Говорите.

— От имени сару я, Серебряный Дремм молю вас об убежище для того немногого, что осталось от нас. Мы просим места на рубежах, там, где самая опасность, где мы сможем отплатить за вашу доброту, если…

— Ни слова больше. Лонтиль огромен и просторен, в нём найдётся место каждому, кто согласен жить, не мешая жить другим.

— Ваша доброта сияет ярче самого солнца. Мы никогда не забудем об этом, сколько ни осталось нам существовать.

Не-эльфы поклонились трону и отступили в более густую тень, к трибунам, на которых сидели Сорокопуты. Их место подле громадного иллюзорного огра занял Эгорхан Ойнлих. Он совершил полный оборот, оглядывая владетельных господ и чувствуя в сжатом кулаке кольцо; посмотрел на сестру исподлобья.

— По Дикой земле движется огромное воинство! Небесные разведчики докладывают о невероятной просеке, остающейся за ним! Войско сокрыто туманом кровавой магии фа’ун! Мы не добили их когда-то и вот, настал час мести! Враг идёт сюда, в Аскариат! Не сомневайтесь, братья, ведь в корнях ясеня дремлет Алтарь Алтарей, Колыбель Богов скованная чарами Рогатого Царя! Коли рухнут те чары, фа’ун будет открыть путь обратно, и мы потеряем Лонтиль!

Он рисовал картину широкими мазками крови, прекрасно зная, что хочет получить в конце. Другие древние, клеймённые, пережившие войну с Круторогими, помнили кошмары, что обитали в Лонтиле прежде. Свою память они передавали потомкам и оттого никто не посмел бы пренебречь такой опасностью.

— Твои доводы звучат угрожающе, брат, но они, — пока лишь домыслы.

«Жалкая попытка, Цеолантис», — подумал Эгорхан.

— Было сосчитано, что с такой скоростью враг достигнет границ Сокрытых княжеств через два, самое большее, три года! Три года!

Властители Лонтиля ощутили близость угрозы, ведь для вечно живущих три года были мгновением. Эльфы на трибунах переговаривались, знать советовалась с чародеями и друидами, а те — друг с другом. Эгорхан Ойнлих представил им завершённое полотно истины и приказал верить. Обстоятельства требовали действий, а за спиной Великого Сорокопута, полностью поддерживая его, стояли князья Элданэ.

Королева Цеолантис внимательно наблюдала за всем, чувствуя поток настроений и надежду во взорах, обращённых к трону. Всею своей душой она мечтала, чтобы в тот миг рядом был возлюбленный муж, чтобы он, сильный и мудрый, принял своё властное решение и повёл народ, как делал это всегда прежде. Королева не любила власть, она жила, чтобы служить возлюбленному. Она боялась своего брата и подозревала, его в некой каверзе.

«О милый Арнадон, как же тебя не хватает».

Владычица лесов поднялась, заставив гул стихнуть.

— От имени Рогатого Царя повелеваю всем Крылатым домам и владетельным господам уделов начать приготовления к войне! Пограничные крепости Элданэ должны быть усилены, войска отправятся на запад, а мирные жители — на восток. Призовите элкану, айонн ^[6], вольных лаушани, мохобородов, гоблинов, сэпальсэ ^[7], чумчаров и всех остальных подданных, бросьте клич по приграничным лесам, пусть придут исполнить вассальную клятву волчьи орды хобгоблинов! Мы защитим наш дом как защищали всегда прежде!

Знатные владыки поднимались с мест, воздевая кулаки к звёздному куполу. Они пропустили сквозь себя импульс, созданный королевой, поток чувства, захлестнувший их сердца, одаривший воодушевлением.

— Кто будет командовать войсками?

Голос Эгорхана перекрыл ликование трибун, главы Крылатых домов и притихшая знать взглянули на него, обратились к королеве. Прямо в глаза сестре смотрел и сам Великий Сорокопут.

— Кому будет доверена сия тяжёлая работа и великая честь? Кто станет во главе защитников наших?

От него вместе с вопросом к королеве перешли взгляды высокородных эльфов. Та ничем кроме затягивавшегося молчания не выдала, через какие муки проходила её душа, но, всё же, провозгласила ясно и твёрдо:

— Известно всем, что нет среди владык юга мастера войны более искусного, чем ты, брат мой! Потому, именно тебе и твоему дому, вручаю будущее Лонтиля! Ты подготовишь страну и возглавишь наши войска! Пусть мои сыновья станут верными твоими помощниками! Желает ли кто-нибудь высказать слово против?

Крылатые дома молчали, ибо правота Цеолантис не подлежала сомнениям. Владычащие семейства также поддержали королеву, а волшебники и вовсе не имели права голоса.

— Посему решение принято и оглашено, его вы разнесёте во все леса. Отныне пусть знает каждый, что Эгорхан Ойнлих стал Разящим Вихрем Лесов! Мудрость звёзд помогла нам, возблагодарим же их!

Пальцы Сладкоголосого Соловья коснулись струн и прекрасный голос Цеолантис завёл песнь, к которой стали присоединяться остальные эльфы. Они обращались к звёздам, олицетворявшим свет разума. Пели все кроме сару, которые не умели, и кроме Разящего Вихря Лесов.

Эгорхан Ойнлих застыл возле трона ровно неживой, хотя внутри него всё агонизировало от духовного яда. Он всё ещё не мог поверить в то, что произошло, — его нарекли главнокомандующим. Она посмела… она… и подала это как нечто само собой разумеющееся! А остальные…

Страшное видение посетило древнего эльфа, он увидел вокруг себя сородичей, певших гимн звёздам, но не таких, какими они видели друг друга, а таких, какими они действительно являлись. Он видел существ, зажившихся на этом свете, таких старых и слабых, что жизнь их была иллюзией. Он видел, как сваливалась их уставшая, мёртвая плоть, как обнажались истончившиеся покорёженные костяки. Уродливое зрелище не вызывало, однако, ничего кроме злости и презрения, — старым, бессмысленным, ненужным, отупевшим помехам! Неужели они ничего не поняли?!

От бури чувств Эгорхана едва не разорвало, он мог немедля возвысить голос, нарушить гармонию звуков и обрушиться на Цеолантис с обвинениями, но вдруг вся эта разрушительная сила покинула его. Остался только холодный покой скорбящего. Древний эльф поднёс к глазам ладонь, на которой лежало кольцо зелёного оникса. В прежде чистейших недрах украшения появился чёрный инклюз. Оно спасло его и его дом только что.