Стазис - Вадим Картушов Страница 8

Крувим понял, что время пришло. Сейчас или никогда. Он вынул из чехла гитару Радислава Владимировича и пошел к центру дворика. Сердце отчаянно бухало. Колени снова затряслись, но Крувим волевым усилием заставил их успокоиться. Наступил решающий момент. Маленький бунт маленького человека становился достоянием общественности.

Он вышел в центр и уже открыл рот, но слова застряли в глотке. На него стали смотреть. Крувим заставил себя улыбнуться и поднял гитару. Толпа обратила на него внимание. На некоторых лицах Крувим даже успел зафиксировать нечто близкое к заинтересованности.

«Я могу сыграть. Если вы не против. Могу сыграть. Могу сыграть. Если хозяйка не против. Могу сыграть. Если. Да просто скажи. Скажи просто», – подумал он.

Он не успел сказать.

– Херовинтик! – заорал Веталь. – Ну-ка дай сюда инструмент, не позорься, дружище мой дорогой. Сейчас папка вам сыграет!

Веталь уверенным жестом отобрал гитару у Крувима, поставил одну ногу на лавку, пристроил гитару на бедро. Крувим хватал ртом воздух и не мог ничего сказать. Кто же знал, что эта глупая тварь умеет играть на гитаре? Кто же знал, что он ее отберет?

Толпа радостно загудела. Веталь нашел способ выйти из неловкой ситуации с бумбоксом за счет того, кто эту ситуацию создал. Сейчас он сыграет какой-нибудь дурацкий блатняк, шансон или классический рок. Все снова будут в него влюблены.

Оглушенный поражением, Крувим отступил обратно в тень. Заплакал бы, но он никогда не плакал, не умел этого делать. Только от обиды горели уши.

«Это провал. Это провал. Я умру в одиночестве. Я брошусь в Стазис. Уйду на войну. Сдохните тут все», – подумал он.

Веталь паршиво бряцал динамичный блатной бой и громко, красиво пел. Не всегда попадал в ноты, но было наплевать – всем нравилось.

Крувим забрал пустой чехол и просто ушел. Около ограды он коротко оглянулся, чтобы получше запомнить место своего поражения. Ожидаемое, но от того не менее горькое Ватерлоо. То, что он увидел, было лучше любой победы и ярче тысячи солнц.

Вся толпа смотрела на Веталя. Только одна девочка с васильковыми глазами и темно-русой косой, чуть в стороне, смотрела на уходящего Крувима. Поймав его взгляд, она коротко улыбнулась. В блестящих глазах заплясали искры.

Все последующие дни Крувим чувствовал себя абсолютно счастливым. Кроме того, он по-прежнему умел петь и играть на гитаре – а что еще надо?

Жизнь шла так же, как и прежде. Дежурства на периметре, военная подготовка, редкие уроки, вялый отгон бродячих эмиссаров от границы, дома поседевшая мать гладит по голове и наливает жидкий суп из чечевицы.

Он собирался подойти к той девочке. После вахты. После уроков. Потом после праздника Жизни уже почти подошел. С каждым днем счастье таяло, а уверенность уходила. Если уверенность была водой, то Крувим напоминал пробитую шилом кастрюлю, какими хозяйки пользуются для полива грядок. Уверенность вытекала медленно и неотвратимо.

В мыслях Крувим был уже давно женат, имел трех детей, построил дом в хорошем районе, а может, переехал в столицу какого-нибудь большого клана, где заработки лучше.

Девочка ждала. Крувиму нравилось думать, что тем взглядом они заключили негласный договор друг с другом. Изредка видя ее на улицах, он старался заглянуть ей в глаза. Коротко, буквально мазком, чтобы не смущать ее и себя. Все надеялся поймать еще одну улыбку и поймал.

Только послана улыбка была не ему, а Светослову, сыну местного бармена. Светослов был немного похож на Крувима. Тоже невысокий, но в отличие от него не тощий, а стройный. Тихий, но это была тихая спокойная уверенность, а не безмолвная паника гадкого утенка-социофоба. Крувим возвращался с вахты, они шли навстречу, и девочка с васильковыми глазами улыбалась Светослову. Видимо, негласный договор был заключен только в его голове.

В тот день Крувим украл у матери бутылку браги, схватил гитару и вышел за периметр, на потрясающе красивую полянку в излучине реки. Там он пел, пил, немного мычал от чувства потери и играл сам себе на гитаре. Крувим знал мертвые зоны вышек – расположился ровно там, где дозорные не смогли его заметить.

Он пел, временами переходя на ор, а потом снова пил.

В какой-то момент на другом конце бревна, которое оккупировал Крувим, появился высокий человек в вельветовой куртке и теплой шапке летчика. У него было приятное, открытое, но несколько безжизненное лицо. Крувим не заметил, откуда он взялся. Просто возник. Человек слушал песню Крувима, подперев подбородок кулаком.

– Люблю эту песню, – сказал человек. – Это «Обыкновенное чудо». Песня волшебника. Не так ли.

Крувим вздрогнул от неожиданности. Будь он менее грустен и пьян, он бы в первую очередь подумал, какого черта обычный человек вышел за периметр. И вспомнил бы, что этого парня в городе никогда не видел. Он бы обратил внимание, что на сапогах у того дорожная пыль. Сделал бы определенные выводы.

Но он не подумал, не вспомнил, не обратил и не сделал.

– Да, это она, – угрюмо сказал Крувим и икнул.

«Какого дьявола ему надо», – подумал он.

– Сыграй еще, – попросил человек.

– А, пожалуйста, – сказал Крувим.

Несколько минут они сидели в полной гармонии. Музыкант и его слушатель. Человек смотрел так внимательно, кивал так одобрительно, что через некоторое время Крувим даже ощутил к нему смешанные, но теплые чувства.

– Ты расстроен. Расскажи, что случилось, – мягко попросил человек.

Его деревянные, но от того даже более проникновенные интонации завораживали.

– Я мудак, – сказал Крувим. – В этом вся проблема. Меня никто не хочет слушать. Ты первый, кому понравилась, как я пою.

– Ты поешь великолепно, – кивнул человек. – Не переживай. Из-за девушки, Крувим. Ты все сможешь. Преодолеть. Я вижу это.

– Твоими бы устами, – сказал Крувим.

Он не подумал о том, откуда незнакомцу известно его имя. Известно и известно. И про девушку – ну, может, догадался. А говорит странно – ну, может, устал человек или выпил тоже. Всякое бывает, подумал Крувим.

Вокруг постепенно темнело. Солнце уже спряталось за деревьями и светило оттуда сквозь лесную вечернюю дымку.

– Знаешь, – сказал человек, резко подавшись к Крувиму. – Почему тебя. Неинтересно слушать?

– Нет, – ответил Крувим зачарованно.

– Ты. Хорошо поешь. Но ты поешь. Безответственной болью. Ты не отвечаешь. За свою боль. Лучшие певцы человечества. Всех времен. Пели так. Что их слушали. Даже те. Кому они не нравились.

– Продолжайте, пожалуйста, – попросил Крувим, от волнения перейдя на «вы».

– Я могу научить тебя, – сказал человек.

– Научите, – отозвался Крувим.

– Тебя скучно слушать. Потому что ты. Не готов к смерти. Люди слушают. Только тех. Кто каждую секунду. Готов к смерти. Вспомни Клуб-27. Хотя бы. Каждый из них. Делом доказал. Что готов к смерти.