Я из Зоны. Сегодня никто не умрет - Дмитрий Григоренко Страница 8

– Упоминали. Перед тем как Новиков ударил сталкера по голове прикладом, тот сказал: «Ты, это, Сергею передай, что проверку прошел…»

Начмед, до этого спокойно сидевший на подоконнике, мгновенно среагировал на последнюю фразу. Капитан в одну секунду оказался возле постели Крысы, нагнулся и четко сказал:

– Повтори.

– Прошел проверку, – заикаясь, ответил Деревянский.

– Эй, капитан, отойди от потерпевшего! Кстати, ты ж по имени-отчеству Сергей Петрович? Да? – вступился за Крыса полковник.

Начмед медленно выпрямился.

– Сергеев много вокруг Зоны ходит. – Он вернулся и стал внимательно рассматривать дворик больницы.

Махлюков ловко выключил диктофон и сказал:

– Капитан, я знаю, что командир тебя уважает. Не понимаю почему, но, поверь, я тебя на самое дно опущу.

И сразу же включил аппарат для записи. Хитрый. Начмед не отреагировал. Полковник продолжил задавать вопросы, Крыса отвечал. Но уже не так активно. Перекосило его, он снова стал походить на запуганного маленького ребенка. Полез под подушку, достал красную пачку сигарет. Закурил.

Помещение наполнилось сизым дым. Бабулька завозмущалась:

– Товарищ военный, скажите, скажите ему, пусть больше не курит в палате. У меня астма, дышать нечем, а он курит и курит. Уже и доктор ругался, а ему все приносят…

Махлюков отмахнулся:

– Путь солдатик курит. Тебе чего, старая, жалко? Все равно умрешь.

Бабулька от такого обращения сразу замолкла. В ее понимании военный с блестящими звездочками на погонах – это был царь, заступник, который накажет нерадивого курильщика, заставит проветрить помещение. А тут…

Полковник уже спрятал диктофон в карман и теперь выталкивал меня из палаты.

– Стой смирно, – приказал он, недовольно выбрался в коридор, оттолкнул спешащего медбрата. «Недоволен, – отметил про себя я. – Значит, я правильно сделал, что не нарвался на конфликт».

Начмед отлип от окна, остановился у Крысы. Что-то изменилось. Теперь в глазах капитана появилась заинтересованность. Он как-то по-новому рассматривал сержанта.

– Что? – не выдержал Крыса.

– Забычковал быстро.

Крыса заметался, начал тыкать сигарету в железную перемычку кровати.

– Еще раз узнаю, что курил в палате… – грозно произнес Сергей Петрович.

Я смотрел и никак не мог понять, почему Антон оболгал меня. Мне его даже стало жалко.

– Антон, – сказал я. – А я тебя Крысой ни разу не назвал.

Капитан махнул, намекая, что пора выходить. Сержант начал всхлипывать, а бабулька осеняла нас крестным знамением.

В коридоре – беготня. Насколько я знал, хирурги просто так не стали бы суетиться. Значит, они чего-то ждали. Может, авария на дороге случилась и в госпиталь везли пострадавших?

Начмед указал мне кивком головы на маленький тупик, образованный в коридоре вывалившимися из огромного горшка длинными листьями неизвестного мне растения. Я подошел, и капитан ловко пристегнул меня к трубе.

– Стой тут. И, Новиков, не дергай трубу. Ты, лось здоровый, вырвешь, а мы потом замучаемся платить.

Я облокотился на батарею. «Блин, она чугунная! Сколько же зим она отапливала коридор травматологического отделения? – задумался я, держась прикованной рукой за трубу, словно усталый воин, опираясь на копье. – Вроде и бой закончен, враги пали под моими ударами, а сил не осталось, и никто не ждет. Пока сражался, все мое добро поделили ушлые прихвостни. Теперь дело за малым – замарать мое имя, и все – можно списывать. Хотя есть еще шанс. Или мне просто хочется цепляться за самую малую надежду? Так, надо думать. Главное: начмед всполошился. Значит, можно провести такую линию: капитан меня заслал в Зону, дал артефакт, проводника. Проводник не просто умер, закрывая нас от стаи собак, а еще и передал через меня весточку. Передал начмеду, что я – не сволочь, а нормальный пацан. Получается так – уважуха Трофимычу. А я, идиот, прозевал этот важный момент. Скажи я раньше начмеду эту фразу – как бы тогда закрутилось расследование?»

Начмед с полковником стояли в другом конце коридора. Махлюков тыкал в мою сторону пальцем, тряс кулаком перед лицом капитана. Мой начальник, судя по всему, уже бывший, коротко отвечал. Слышать я их не мог, шум стоял знатный.

Сквозь толпу, словно ледокол, прошел бородатый мужик. Он не спеша, но уверенно приближался к окну. Поймал летящую ему навстречу медсестру, не дал ей упасть, вернул девушку в вертикальное положение. Мой мозг усиленно работал. Я вынырнул из омута мыслей и понял, что этот мужик идет прямо на меня!

– Здорова, солдатик!

– И тебе, отец, не хворать, – сказал я, внимательно рассматривая его.

– Ну, отец – это ты загнул. Меня Батей кликали в армии, – сказал он, протянул ладонь для рукопожатия, сделал вид, будто только что заметил наручники.

– Это тебя, солдатик, за дело приковали или так, шьют белыми нитками?

«Черт, – засуетился я, – и не убежишь ведь от него. Коренастый. Поперек себя шире. Спортивные штаны, ветровка с капюшоном, кроссовки с растянутой запятой. Бандит? Скулы широкие, борода темная, но до моего черного цвета далеко. Несколько серебряных нитей на короткостриженой голове. Одет странно. Подростково, что ли. А что у него под ветровкой: пузо выпирает или бутылку запрятал?»

– Вроде и натворил, а судят за другое, – ответил я.

«И чего ему надо? Может, бабулька нажаловалась на то, что Антон курит?»

– Вы не волнуйтесь, Антон курить больше не будет, – быстро добавил я.

Бородатый прищурился, и мне показалось, даже на секунду будто бы растерялся:

– Курить? А, ты про того, что с ногой поломанной? Не будет – и хорошо. Курить вредно. Хотя и не курить – тоже. В мое время на предложение «дай закурить» ответ «не курю» означал отбитые почки. Хе-хе.

«Смешно ему? Да нет, смотрит жестко. – Мне даже показалось, будто меня снова засунули под рентген. – Да что я паникую? Жить осталось – чуток и ничего!»

– А ты, Батя, из чьих будешь?

Мужик перестал улыбаться. Хотя какая улыбка? Оскал это был.

– Я тебе что – холоп, чтобы кому-то принадлежать?

«Сейчас ударит», – подумал я и усмехнулся.

– Батя, мне двадцатка светит – за то, чего я не делал. Можешь по морде съездить, но говорю сразу – труба тут шаткая, меня не удержит.

Я старался смотреть ему в глаза. Это было тяжело. Мне казалось, что мир померк и остались только черные точки, в которых отражался я, сержант Новиков.

– Ты, Батя, бандит или бандитов ловишь?

– А ты уверен, что не делал? – задал он встречный вопрос. Не знаю почему, но чувствовал я себя котенком, которого подняли за шиворот и пристально рассматривают. И вырваться нет возможности. Хоть не обоссался, и то хорошо.