Алое восстание - Пирс Браун Страница 8

Небо! Когда-то оно было для меня просто словом.

Поверхность планеты отсюда не видна, но звездами можно любоваться сколько угодно. Рассыпанные в черном бархатном небе, они сияют почти так же ярко, как лампы над нашим поселком. Лицо Эо блестит в звездном свете, она светится гордостью, словно все это принадлежит ей. С улыбкой она смотрит, как я падаю на колени и жадно вдыхаю аромат травы. Вслушиваясь в шорохи и жужжание в кустах, притягиваю жену к себе и целую – в первый раз с открытыми глазами. Ветви деревьев плавно покачиваются над головой в потоке воздуха из вентиляции. Впитывая в себя новые звуки и запахи, мы любим друг друга на мягкой травяной постели под крышей из звезд.

– Вон там туманность Андромеды, – чуть позже говорит Эо. Устав, лежим бок о бок, глядя вверх.

Живность о чем-то щебечет в темноте. Высокое небо немного пугает: если смотреть слишком долго, забываешь о гравитации и кажется, что вот-вот упадешь прямо в него. По спине бегут мурашки. Мой дом – пещеры, туннели и штреки. Так и тянет убежать туда, в безопасность глубокой норы, подальше от открытых пространств и незнакомых живых существ.

Эо осторожно проводит рукой по шрамам от ожогов, избороздившим мою грудь. Потом трогает след от укуса гадюки на животе.

– Мне мама рассказывала про Андромеду, – объясняет она, – даже рисовала, когда Бридж давал ей краски – ну ты помнишь, тот краб, которому она нравилась.

Она долго молчит, потом вздыхает. Понятно: сейчас будет серьезный разговор. В таком месте трудно удержаться. Наконец начинает:

– Все знают, что лавры положены тебе…

Я лишь отмахиваюсь:

– Не надо меня утешать, я уже не злюсь. Мне все равно. Теперь, когда я увидел это…

– Ты о чем? – возмущается она. – Сейчас как никогда тебе должно быть не все равно. Ты выиграл, а победу у тебя отняли!

– Не важно. Это место…

– Это место существует, Дэрроу, но ходить нам сюда нельзя. Оно только для серых, и делиться они не станут.

– Можно подумать, они должны.

– Да, должны, ведь оно наше!

– Как это? – удивляюсь я.

Моя семья и я сам – вот и все, что мне принадлежит. Всем остальным владеет Сообщество. Оно, а не мы вложило деньги в освоение Марса, отправило сюда людей и технику. Без Сообщества мы остались бы на умирающей Земле вместе с остатками человечества.

– Дэрроу, ну как ты не понимаешь! Совсем, что ли, заржавел? Разве не видишь, что они с нами делают?

– Полегче с выражениями! – хмурюсь я.

Эо опускает глаза:

– Извини, я просто… Только пойми ты наконец: нас держат в цепях! Повторяем громкие слова, а на самом деле мы рабы. Вечно стоим на задних лапках, выпрашивая лишний кусок хлеба.

– Ты можешь считать себя рабыней, – сухо цежу в ответ, – но я не раб. Я ничего не выпрашиваю, а зарабатываю честным трудом. Я проходчик и рожден для того, чтобы обустраивать Марс для людей, и готов жертвовать собой. Без терпения нет доблести…

– Что ты повторяешь эту чушь, словно попугай! – всплескивает руками Эо. – Вот твой отец имел право говорить о доблести… Хоть и он не идеален, но, по крайней мере, имел на это право. – В сердцах она дергает пучок травы, вырывая из земли. Я вздрагиваю, как от боли, словно при виде святотатства. – Это наша земля, Дэрроу, потому что она полита нашим потом и кровью! Сообщество, золотые прибрали ее к рукам. Сколько лет уже это продолжается? Сто? Сто пятьдесят лет мы роем шахты и умираем в них? Наша кровь и их приказы. Мы готовим планету для тех, кто для этого пальцем не пошевелил. Для тех, кто даже ни разу не был на Марсе, а нежится у себя во дворцах там, на Земле. Это за них ты готов жертвовать собой? Повторюсь, твой отец хотя бы имел право.

Я качаю головой:

– Мой отец не дожил до двадцати пяти из-за этого чертова права.

– Он был слаб!

– Что ты, черт возьми, хочешь этим сказать? – Кровь бросается мне в лицо.

– То, что он слишком сдерживал себя! Мечты у него были правильные, но драться, чтобы воплотить их в реальность, он не решился.

– Ему надо было думать о семье!

– Он был слабее тебя.

– Осторожнее!

– Осторожнее? И это говорит мне Дэрроу, отчаянный проходчик из Ликоса? – усмехается Эо. – Да, твой отец был осторожным, послушным… а ты? Когда я выходила за тебя, то не считала осторожным. Другие говорят, что ты просто не чувствуешь страха. Они ошибаются. Ты боишься, и еще как!

Во внезапном порыве нежности она проводит бутоном гемантуса по моей груди. Цветок того же цвета, что обручальная лента на пальце. Я оборачиваюсь, опершись на локоть:

– Выкладывай, чего ты хочешь?

Эо вздыхает:

– Знаешь, за что я люблю тебя, проходчик?

– За чувство юмора, – хмыкаю я.

– За то, что ты надеялся выиграть лавры, – усмехается она, – думал, что сможешь. Киран рассказал, откуда твой сегодняшний ожог.

– Вот урод, язык как помело… Тоже мне, старший брат!

– Киран испугался, Дэрроу. Не за тебя, не думай. Он тебя испугался, потому что сам на такое не способен. Ему бы это и в голову не пришло.

Вот вечно она кругами ходит! Нет чтобы прямо сказать…

– Значит, любишь за то, что готов идти на риск? За честолюбие?

– За твои мозги, Дэрроу.

Вздыхаю, спрашиваю снова:

– Так чего ты от меня хочешь, Эо?

– Больших дел. Хочу, чтоб ты осуществил мечты отца. Сам же видишь, как люди смотрят на тебя, видят в тебе пример. Ты особенный, Дэрроу… И ты должен понять, что ради свободы на собственной земле стоит рискнуть.

– Чем?

– Своей жизнью – и моей тоже.

– Так не терпится избавиться от меня? – улыбаюсь я, но Эо не до шуток.

– Они станут слушать тебя, пойдут за тобой! – горячо убеждает она. – Это же проще простого, вот увидишь! Люди только и ждут, что кто-то выведет их на свет.

– Отлично, пойдем в петлю все вместе! Я же сын своего отца…

– Тебя не повесят!

Я горько усмехаюсь:

– Моя жена – ясновидящая? Еще как повесят!

– Простое мученичество не для тебя… – Вздыхая, Эо откидывается на спину. – В нем нет смысла, а ты умный.

– Хм… Ну, раз так, объясни мне, для чего стоит рисковать жизнью. Вот я сын мученика – скажи, чего он добился, оставив меня безотцовщиной? На кой хрен вся эта история, кому пошла на пользу его пустая смерть? По-твоему, хорошо, что учить меня танцевать пришлось дядьке? Еды у нас стало больше, жить стало легче? Да будут прокляты эти мечты, они лишили нас его смеха! – Я стискиваю зубы, слезы жгут глаза. – Мы потеряли отца, мужа, брата… Жизнь – она вообще несправедлива, так почему бы не позаботиться о своей семье, и на хрен все остальное!