Мы пришли с миром... - Виталий Забирко Страница 8

Я настолько увлекся, что не заметил, как наступил вечер. Когда любимая работа поглощает без остатка, ты словно переносишься в сказочную страну, лишенную неурядиц, где все у тебя получается, все путем, ты сам себе хозяин, творец и повелитель. И чем глубже ты погружаешься в мир своих увлечений, тем болезненней обратный переход в обыденность. Особенно если возвращаешься оттуда не по собственной воле, а тебя выдергивают насильно.

— Вот ты где! — услышал я за спиной, вздрогнул и испуганно обернулся.

На пороге лоджии стояла Любаша.

— Ох... Напугала... — перевел я дух.

— Это ты меня напугал. Звоню в дверь, звоню, а ты не открываешь. И, как нарочно, ключ запропастился, минут десять искала в сумочке, пока нашла.

— Извини, заработался, не слышал звонка.

Любаша подошла, села мне на колени. Я обнял ее, поцеловал в шею, но она, неожиданно вскрикнув, отпрянула.

— Осторожнее! Я уши проколола.

— Ну-ка, ну-ка...

Отвел ее волосы от ушей, посмотрел. Из покрасневших мочек торчали маленькие, как гвоздики, золотые сережки.

— А где мои серьги? — обиделся я.

— Твои — серебряные, их сейчас носить нельзя. Пока ранки не заживут, нужно носить золотые. Мне Ленка дала на время.

Любаша взъерошила мне волосы и потянула через голову лямку фартука.

— Погоди, — рассмеялся я, ссадил ее с колен, снял фартук. — Дай руки помою.

— Давай быстрее, а то у меня времени нет.

— Всегда так... — вздохнул я, направляясь в ванную комнату. — Все у нас если не украдкой, так в спешке... Какая это к черту любовь?

— У меня дома ребенок голодный!

— Оксана давно не ребенок, — возразил я. — К тому же не совсем голодная.

— Для меня она всегда будет ребенком!.. — возмутилась Любаша, запнулась и, заглянув в ванную, настороженно спросила: — Что значит — не совсем голодная?

— Я ее пельменями накормил. Она сегодня ко мне заходила.

— Зачем?

Настороженность в словах Любаши выросла до степени тревоги.

— Насколько понял, хотела посмотреть, как живет будущий отчим.

— Да? — недоверчиво переспросила Любаша.

— Да.

Я вытерся полотенцем, привлек Любашу к себе и крепко, чтобы исключить последующие вопросы, поцеловал в губы. Любаша попыталась отстраниться, но я не отпустил, и она обмякла, растаяв в моих руках.

Однако далее все получилось так, будто мы были женаты чуть ли не вечность и секс стал для нас обыденной супружеской обязанностью. Как ни пытался расшевелить Любашу, но, кроме чисто физиологического удовольствия, ничего другого мы не получили. Причем, скорее всего, только я. Мыслями Любаша была далеко от меня, с дочкой, и все мои усилия заставить ее раскрепоститься пропали втуне.

Когда все закончилось, она приподнялась на тахте, оперлась ладонью о мою грудь и заглянула в глаза.

— Она прогуляла уроки?

Я обреченно вздохнул.

— Нет. Говорит, в школе прохудилась крыша, класс залило талой водой, и их отпустили.

Любаша вскочила с тахты, собрала одежду и скрылась в ванной. Минуты через три она вышла оттуда уже одетой.

— Мне пора.

Я натянул трусы, встал.

— Ладно.

Помог ей обуть сапоги, надеть пальто.

— Пока.

Не глядя, она чмокнула меня в подбородок и выскочила за дверь.

— До завтра? — крикнул я вдогонку.

— Я позвоню, — донеслось с лестничного марша.

Вот, значит, как... Я выглянул на лестничную площадку. Со стены на меня насмешливо пялилась желтая рожица.

— Тебе бы все хиханьки да хаханьки... — мрачно пробормотал я и закрыл дверь. Ощущение светлых надежд, царившее в душе после посещения Оксаны, улетучилось без следа. Насмотрелась Любаша американских фильмов, где что ни отчим, то обязательно похотливый педофил, и теперь, похоже, переживает...

Я принял душ, надел спортивный костюм и, выйдя на лоджию, взялся за уборку. Заготовки сдвинул на середину верстака, щепу и крупную стружку сложил в ящичек, а мелкую стружку и опилки смел в мусорное ведро. Больше я сегодня работать не собирался — не было настроения. Сварил супчик из пакета, поужинал, отрешенно глядя в беспросветный мрак за окном. Такой же беспросветный, как и в моей душе. Оставалось надеяться, что все образуется и на старости лет легкий ветерок от крыльев синей птицы из волшебной сказки развеет мое одиночество. Неужели сказочные истории происходят только с Золушками и только в юном возрасте? Надежда умирает последней, но пока она жива, теплится последняя искорка, я буду верить в сказку со счастливым концом. А что мне еще остается?

Бесцельно послонявшись по квартире, я включил телевизор, но больше пяти минут смотреть не смог. Настолько паршиво было на душе, что ничего в жизни не хотелось. Разве что удавиться.

Тогда я прошел на кухню, достал из шкафчика начатую бутылку водки, налил сто граммов, принял как снотворное и направился спать. Авось утром все утрясется и мир предстанет перед глазами не таким мрачным. Хотя бы с проблесками света.