Тень Крысолова - Анджей Заневский Страница 8

Мой вес тянул меня вниз, к воде. Лапки скользили, коготки не выдерживали избыточного веса тела, хвост уже не помогал удержать равновесие. Привычная прогулка к воде могла стать для меня последним в жизни приключением. Теперь, когда я начал бояться, я больше не спускаюсь вниз по поросшим водорослями ступенькам, не соскальзываю прямо к воде по усеянным ракушками деревянным опорам. Мне больше не нужно напрягать зрение, высматривая, не проскользнула ли где-то рядом светлая тень чайки.

Я кружу то туда, то обратно между закованной в бетон норой и складом, заполненным регулярно сменяющейся едой.

Зерна – сладкие, пахнущие медом, сухие и хрустящие, мягкие и терпкие, кислые и горчащие той горечью, которой жаждешь, пахнущие незнакомой землей, дымом и огнем, скрытые в толстой оболочке и обнаженные, целиком состоящие из мякоти…

Я давил их лапками, вползая в прорытый мною туннель, закапывался в них с головой, высунув наружу лишь глаза и ноздри. Мое тело со всех сторон окружали зерна, они охраняли меня с боков и все время сыпались мне прямо в рот. Я лежал без движения, отдыхая и пожирая падающие в рог зернышки и одновременно освобождаясь с другого конца от уже переваренной пищи. Но теперь такое лежание в зерне тоже стало казаться мне небезопасным.

Я как раз собирался спрыгнуть вниз, когда заметил там крысу, вокруг которой поверхность зерна вдруг заволновалась, завертелась волчком и стала засасывать зверька все глубже и глубже, пока не поглотила окончательно…

Еще какое-то время зерно над этим местом продолжало шевелиться, а снизу доносился шорох угасающей борьбы за жизнь. Я знал, что это молодая крыса тщетно пытается разгрести зерно лапками, открывая рот, давясь и задыхаясь. Я знал, что она старается выкарабкаться, выбраться, освободиться от сковывающей движения зернистой массы. Затем поверхность снова успокоилась, а я с ужасом понял, что это слишком торопливые движения крысенка стали причиной его гибели под грудой дышащего зерна. А ведь я уже готов был прыгнуть как раз в это самое место.

Теперь я чувствовал себя в безопасности только внутри подземного лабиринта. Тянувшиеся под бетонными и каменными плитами туннели и щели, норы и коридоры имели выходы к жилым домам, а дальше разветвленной сетью каналов можно было пробраться в город. Некоторые крысы так никогда и не покидали этих лабиринтов, пребывая в постоянно господствующих здесь темноте и полумраке. Они знали солнце лишь по светлым, скользящим по стенам пятнам и проникающему под землю теплу.

Там же в каналах – в том месте, где легче было спуститься к воде, – лежали самые старые, умирающие, доживающие последние дни и мгновения крысы. Меня пугало их пассивное ожидание смерти, и я не любил ходить в ту сторону.

Я свернул с привычной тропинки, надеясь сократить таким образом путь к моему гнезду, и тут меня со всех сторон обволокла струя отвратительного запаха. В то же мгновение я увидел студнеобразную массу на крысиных ногах, с крысиной мордой и деформированным хвостом. Я всем телом вжался в камень и уже собрался отпрыгнуть назад, как вдруг почувствовал, что точно такой же запах приближается ко мне и с другой стороны. Со вставшей дыбом шерстью я наблюдал за медленно приближавшимися ко мне существами.

Ослабленные, больные крысы – скелеты, поросшие кусками ещё живого и кровоточащего вонючего мяса – не могли напасть на меня. Похоже, они даже не замечали моего присутствия, потому что их собственная вонь забивала все другие запахи.

В слабом свете, сочившемся сквозь щели в крышке люка, я видел студнеобразные наросты на бредущей мимо меня, попискивающей от боли самке. Ее вытаращенное, выпадающее из глазницы глазное яблоко смотрело прямо на меня невидящим взглядом.

Монотонный, тихий писк перепугал меня окончательно. Я проскочил мимо превратившихся в чудища крыс и понесся вперед, мечтая побыстрее добраться до своего гнезда. Но чем дальше я бежал, тем чаще на моем пути попадались точно такие же полусгнившие, но в большинстве ещё живые трупы.

Я искал знакомые мне повороты, ступеньки, плиты, ведь я же думал, что этот проход соединяет старую, знакомую крысиную тропу с ведущим к набережной туннелем. И вдруг я понял, что свернул намного раньше, чем надо. Ведь тот туннель был извилистый и запутанный, к тому же он проходил под улицей, откуда постоянно доносились шум и отзвуки голосов. А здесь господствовала тишина, которую прерывали лишь писки крысиной боли, журчание медленно текущего потока нечистот и скрежет моих собственных коготков о растрескавшиеся кирпичи и камни.

Кое-где туннель расширялся и снова становился уже. Вдоль осыпающихся стен тянулась опасная полоса развалин. Наконец мне преградила путь стена, полурассыпавшаяся от старости и сырости. Кругом лежали трупы крыс, которые добрались сюда и уже не имели сил на то, чтобы вернуться. Я внимательно осмотрел стену в поисках хоть какой-то щели среди узких продолговатых кирпичей, но не нашел ни малейшего отверстия. Сточные воды образовали в этом месте мутное стоячее озерко, потому что даже вода не могла просочиться на другую сторону.

Я оказался в ловушке. Мне оставалось только отступить назад по туннелю, вдоль которого я несся вслепую, и отыскать другой проход или же вернуться назад до того места, где я так неудачно свернул, и оттуда знакомой дорогой добраться до порта. Я повернул обратно.

Я бежал, все время чуя носом гниющие тела мертвых и умирающих крыс.

Передо мной открылся вход в длинные узкие туннели. И я машинально свернул туда, где вода текла быстрее, с громким журчанием. Я снова бежал вдоль бетонной стены в поисках хоть какого-нибудь поворота, который вывел бы меня из опасного лабиринта.

Туннель пошел вверх – со всех сторон в стенах открываются отверстия, ведущие в незнакомые мне канаты. Мое сердце колотится от страха. Когда-то я верил, что знаю в этом городе каждый камень, и вот – заблудился и никак не могу попасть в собственную нору.

Вдруг вся шерсть встала на мне дыбом – посередине туннеля шел огромный кот с ярко горящими красными огнями в глазах. Я бросился в ближайшее отверстие в стене и изо всех сил побежал вперед.

За спиной я слышал скрежет кошачьих когтей по бетону. Я бежал, чувствуя хвостом его дыхание. Меня гнал вперед страх. Вдруг я споткнулся – сил уже почти не осталось. И тут услышал рев бурного потока. Я вжался в нишу, и волна пронеслась мимо, отбросив преследовавшего меня кота.

Я должен возвратиться в свою нору. Должен найти склад со сладким зерном и фруктами. Должен выбраться на набережную, где слышны удары прибрежных волн. Должен вернуться…

Все вокруг стало чужим, незнакомым, неизвестным, как будто я сплю. Задыхаясь, я бегу дальше. Стараюсь отыскать хоть какие-то знакомые следы, камни, стены, норы, запахи или звуки, отголоски птичьих криков и проплывающих мимо кораблей.

Но меня окружают совсем иные, сочащиеся сверху одуряющие запахи. Со всех сторон стены, покрытые белым налетом, они берут меня в кольцо, я чувствую, что попал в ловушку.

Я снова сворачиваю в темную, незнакомую дыру – и снова оказываюсь на той же тропе, по которой я, кажется, уже недавно проходил. Я опять бегу вдоль стены до очередной развилки в бетоне, опять слышу угрожающее мяуканье вышедшего на охоту кота, опять удираю мыльным коридором. Вверх? Вниз? Внутрь? Куда?